Владимир Демичев - Хранитель детских и собачьих душ

С обязанностями сиделки Руфь справлялась неплохо, хотя поначалу ей пришлось трудновато. Находиться весь день рядом с человеком, предполагаемой пищей, и при этом удерживаться от соблазна! В ее обязанности входили мелкая уборка по дому, походы по магазинам и в прачечную, чтение книг вслух. Кроме нее в доме еще была приходящая кухарка, но через пару недель Руфь так очаровала Бирса, что заменила ее собой. Людвиг был неприхотлив в еде, а она выросла в деревне и умела готовить быстро и сытно.

Бирс следил за собой, переодевался и купался самостоятельно, хотя она видела, как ему трудно поддерживать себя в форме. Это был мужественный человек, но при этом застенчивый и деликатный. Несмотря на ограниченность движений, он был очень чистоплотен – в доме царила идеальная чистота, поэтому Руфь лишь изредка протирала от пыли столы и следила за чистотой пола. А когда вся работа по дому была выполнена, Руфь садилась рядом со своим хозяином, брала в руки иглу и вышивала, часами вышивала узоры по чистому полотну. Бирс рассказывал ей замечательные истории о дальних странах, о диковинных обрядах чужеземцев, о пальмовых рощах и коралловых островах, о бурях и штормах, о верности и предательстве, о солнечных бликах на воде и скрипе мачт, о запахе моря и неописуемой, ни с чем ни сравнимой радости, когда в голубой дали вдруг покажется земля. Руфь готова была слушать его бесконечно. Как жаль, что она так мало видела в жизни! Только лишь голод, ненависть и смерть. Сам того не подозревая, отставной моряк Людвиг Бирс открыл ей дверь в незнакомый и удивительный мир, наполненный яркими красками и свежим ветром, мир, в котором она хотела бы жить.

Но однажды вечером случилось то, что должно было случиться рано или поздно. Когда Руфь вносила поднос с чаем, у Людвига случился приступ. Глаза его закатились, дыхание стало учащенным, руки безвольно повисли вдоль колес инвалидной коляски. Руфь заволновалась. Она не знала, что ей делать – у нее не было никакого медицинского образования. В сильном волнении она схватила его за руку. Людвиг был без сознания – зрачки беспокойно метались за шторами век, губы пересохли. «Неужели это конец?» – подумала она.

И сделала первое, что пришло в голову, – полоснула острым как бритва ногтем по запястью его руки. Брызнула кровь. Когда под креслом натекла небольшая лужица, больной стал дышать реже, потом дыхание его стало глубоким и спокойным, как во сне.

Руфь перевязала запястье бинтом из аптечки и молча смотрела на Людвига. Он дремал.

Кровопускание помогло – приступ боли прошел, оставив лишь усталость и упадок сил.

Запах крови щекотал ей ноздри, Руфь осторожно встала на колени и приникла губами к окровавленному паркету. Пока она жила в этом доме, она питалась только кровью кошек и собак, которых ловила по ночам. Теперь ей представилась возможность узнать вкус крови человека, под защитой которого она жила и которому была обязана крышей над головой и спокойными часами.

Его кровь была теплой и сладкой, словно кровь ребенка. Руфь стояла на коленях, с красным ртом и давилась от слез. Да, она рыдала! Чувство горькой утраты, невыразимой потери переполняло ее, словно она прощалась с детством, зная, что безмятежное вчера никогда больше не повторится.

«Неужели я боюсь за Людвига? Боюсь, что потеряю его, что он умрет? Да, я боюсь! Ведь я люблю, люблю, люблю его…» Руфь была ошеломлена – земля ушла из-под ног. Она, нелюдь, живой мертвец, влюблена в человека! Как это вышло? Да, верно, он очень мил. Скромный, деликатный, знает массу интересных вещей и забавных историй. Ну и что с того? Возможно, она слишком долго была лишена нормального человеческого общения? Подвалы, чердаки, кладбища. А ведь она родилась свободной, беззаботной крестьяночкой– хохотушкой, впитавшей с детства просторы полей, щебет птиц, ласковую свежесть весенней зелени… Не то, все не то… Острова и капитаны, чудесные рассказы по вечерам, теплые сумерки, веющие мятой и ванилью, щекотно и сказочно… Нет! Людвиг такой хрупкий, мужественный и трогательный, как ребенок, он щедр, он добр, он нуждается в защите и заботе. Кто угодно мог бы обидеть его, да я сама могла бы убить его без всякого труда, – калека, беспомощный калека! В нем, в Людвиге, с беспощадной ясностью вдруг отразилась ее мечта, ее тоска по красоте, по нежному, беспечальному миру, щедрому к хорошим и сердечным людям. «Девочка, ты погибла», – сказала себе Руфь. Когда вампир рождается, когда он приходит в мир, дитя смерти и боли, злобы и страха, он расстается со своим прежним человеческим «я». Мысли, чувства, желания – ничего этого больше нет и быть не должно.