Владимир Демичев - Хранитель детских и собачьих душ

Позвольте, какой еще вечер? Часы на городской ратуше недавно пробили три часа!

Вечер не вечер, а пасмурно. От мороза перехватывает дыханье, снег липнет на ресницы. Будто город накрыли огромным одеялом, – и в глазах темнеет, и дышать трудно.

В это самое время, а может быть, чуть раньше, но вполне возможно, что и позже, в город вошел человек в светло-сером дорожном плаще и простом холщовом капюшоне, грубо окрашенном в коричневый цвет. Да так, что казался в разводах грязи, словно человек напялил на голову старый мешок. Человек шел налегке – ни котомки, ни даже дорожного посоха. Хотя, конечно, если он имел с собой достаточно денег, то не нуждался в обременительной поклаже. Жители Старого Города всегда готовы оказать дружескую услугу одинокому путнику, застигнутому метелью. За какие-то пару-тройку монет он найдет здесь самый радушный прием.

Но, увы, когда человек скинул плащ при входе в трактир, его пояс оказался обычным поясом – никакого кошелька на нем не висело.

Улыбчивая трактирщица сразу раскусила пришельца. Что-то шепнула здоровенному бородачу, и через минуту тот уже выпроваживал беднягу:

– Иди, иди! Здесь не место всяким проходимцам!

Пирующие за соседним столиком профессора– богословы упрекнули его в жестокосердии:

– Куда ты его гонишь, хозяин? В такую погоду и собаку тронуть грех, не то что человека!

На что последовал ответ:

– Будьте покойны, господа книжники, занимайтесь своим делом. Добро, если бы просто бродяга, а то ведь – эвон!.. Неужто не признали мастера иллюзий?

Люди сразу приумолкли. Вопросительные и испуганные взоры обратились на мужчину, который только грустно улыбался, щурясь на огонь. Бражники пристально рассматривали его, и на всех, без исключения, лицах, лежала печать враждебности.

Мужчина, который выглядел совсем молодо, – жидкая бородка едва пробилась на подбородке, мокрые волосы густо облепили лоб, близорукие агатовые глаза мягко сияли, как два маленьких очага, – сделал попытку смягчить людей:

– Не хлеба прошу у вас, высокочтимые, не ночлега! Погреться, дайте мне только час отдохнуть у огня!

Молчание в ответ.

Здоровяк трактирщик сильно толкнул его в спину:

– Нечего, нечего! Иди себе мимо! Закон не велит якшаться с такими мазуриками. Убирайся, откуда пришел!

Когда за незнакомцем захлопнулась дверь, тихий вздох облегчения, вырвавшийся из двух десятков уст, облетел помещение. Но разговоры не возобновились – людям казалось, что дух изгнанника все еще витает поблизости. Они чувствовали себя не лучшим образом.

Мастер иллюзий, опершись о гранитный столп, воздвигнутый в память давно забытого императора, исходил кашлем. Алые капли крови, слетевшие с его губ, вонзились в снег, как зернышки граната. Равнодушие и черствость этих людей убивали его. Слишком долгой была дорога; часто ему приходилось ночевать, укрывшись в придорожных канавах под грудами сырой листвы. Или прятаться за деревьями при любом намеке на приближение конного экипажа. Он опасался погони.

Скверное дело. Если в ближайшие час-два он не найдет пристанища и горячей пищи, то не дотянет до следующего утра.

Однако он не испытывал ненависти к людям, прогнавшим его взашей, потому что знал – они боятся его до обморока, до истерики…

Мастер иллюзий испытывал странное ощущение, что боль и усталость разливаются рекой по всему телу и холодят его, превращают в студень. Это даже не было связано с погодой – он боялся, что начинает терять контроль над своими рефлексами. Неужели преображение началось без его участия?

Белый покров так обманчив! Снежные ловушки под ногой – где-то ступишь по щиколотку, а где-то ухнешь чуть ли не по колено.

Он сосредоточенно смотрел под ноги, словно мог что-то изменить. Например, выровнять свою походку, шаткую от голода. Или высушить усилием мысли насквозь промокшие сапоги.

Нет ничего хуже дырявых сапог. Без хлеба, без крова можно перетерпеть некоторое время, но сапоги непрерывно напоминают своему обладателю о его горькой доле.

Мимо пролетел снежок. Пущенный детской рукой, он едва не угодил в ухо мастеру.

Он повернул голову на звук заливистого смеха: чуть больше дюжины детей, мальчики и девочки, затеяли веселую возню.

И верно, отчего бы им не веселиться! На них надеты теплые вещи. Когда они почувствуют усталость или замерзнут, то поспешат домой, где их ожидают горячий ужин, очаг, теплая постель.

Тепло. Огонь. Жар…

Он представил себе это. Представил себя свободными, извивающимися крыльями пламени.