Он бил в основном по лицу — молча, быстро, даже торопливо, и Вита знала, что бил он сильно и очень больно, но боль была где-то очень далеко, почти не касаясь ее, словно Виту били сквозь очень глубокий сон. Она чувствовала, как распухает нос, вероятно сломанный, чувствовала, что губы разбиты и зубы тоже, чувствовала, что уже все лицо залито кровью, от которой начали склеиваться ресницы, и во рту уже горел медно-соленый вкус, заполнял доверху, тек в горло, обжигая. Возможно, он бил и куда-то еще, но этого Вита уже не знала, не понимала. Ее мотало вперед-назад от ударов, но она ни разу не упала, потому что всякий раз Схимник вздергивал ее в прежнее вертикальное положение. Ее свободная рука дергалась, слепо шаря в воздухе непослушными пальцами, цеплялась за одежду на вешалке, и та летела вниз, сорванная с крючков, и с тумбочки что-то сыпалось в темноту со звоном и грохотом, а шаги на площадке тем временем затихли, и кто-то толкнулся в дверь, потом заскрежетал замок.
Ее пальцы наткнулись на бутылку с туалетной водой, обхватили, дернули назад, когда Вита качнулась от очередного удара. Крышечка сразу же свалилась и с веселым звоном закрутилась где-то на полу, но бутылочка в пальцах удержалась, и когда Виту снова рванули, она швырнула ее в темноту перед собой. Бросок был слабым и скорее инерционным, чем с приложением какой-то собственной силы, но она услышала вскрик. Почти сразу же раздался звук разбившегося стекла и коридор наполнился одуряющим ароматом жасмина, чужие пальцы исчезли с ее плеча, она качнулась назад и ударилась спиной о дверь. В замке суетливо ковырялись, стучали теперь уже не только в стены и в пол, но и в потолок.
Получив секундную передышку, Вита качнулась назад, к тумбочке, сплюнув кровь, заливавшую горло. Несмотря на то, что ее только что сильно избили, двигаться было странно легко и боль по-прежнему казалась чужой, далекой. Она мазнула рукой над тумбочкой, и на этот раз наткнулась на большой баллончик лака. Схватила его, и в этот момент некто на площадке наконец справился с замком и толкнул дверь.
Вита гостеприимно помогла ему — схватилась за ручку и дернула. Дверь распахнулась, вбросив в коридор полукруг света с площадки и вместе со светом в коридор удивленно ввалился какой-то человек. Тотчас же Вита размахнулась и ударила, вложив в удар все оставшиеся силы. Удар пришелся по носу прибывшего — выше она не достала. Баллончик хрустнул, слегка смявшись, из-под него брызнуло красным, человек издал свистяще-хлюпающий звук, его руки всполошенно метнулись к лицу, а Вита, пригнувшись, скользнула в щель между его телом и косяком, выскочила на площадку и помчалась вниз, перепрыгивая через ступеньки. За ее спиной что-то брякнуло и покатилось по площадке, перила упруго дрогнули и чей-то незнакомый, злой голос крикнул:
— Стой, сука!!!
Лестница кончилась, и под ноги Вите запрыгали ступеньки следующей, а по предыдущей уже грохотали чьи-то ноги. Снизу тоже неслись шаги — кто-то торопливо бежал ей навстречу. Но Вита не остановилась, летела вниз на сумасшедшей скорости — еще никогда в жизни она не бегала по лестницам так быстро. Кровь стекала ей в горло, но несколько раз она крикнула. Слов в этих криках не было — пронзительные маловразумительные звуки. Соседи по подъезду наверняка услышали их, многие уже успели услышать и больше, и кто-то наверное уже крутил диск телефона, звоня в милицию. Но пока Вита бежала, ни одна из дверей не открылась, ни одна голова не высунулась, зато ни один дверной глазок не пустовал.
Человека, который бежал ей навстречу, Вита увидела, оказавшись на лестнице между вторым и третьим этажами. Свет в подъезде был тусклым, но не настолько, чтобы она не смогла узнать в выскочившем на лестницу приземистом мужчине кавказского типа Мишку Лебанидзе — своего старого однодворника и приятеля двоюродного брата. В далеком детстве они вместе в шумной веселой дворовой компании были не на одной рыбалке. Последний раз она видела Лебанидзе год назад и, конечно, знала, что он работает у Баскакова, как ехидно однажды выразился Евгений, «мелким быком», но ей и в голову не приходило, что она наткнется именно на него. Ошеломленная, Вита на мгновение остановилась. Лебанидзе тоже притормозил, и на его лице появилось некое подобие смущения, но удивлен так, как Вита, он, судя по всему, не был. И уступать дорогу не собирался. Вита затравленно вскинула глаза — между прутьями перил верхней лестницы уже мелькали чьи-то бегущие ноги.
Читать дальше