Чарльз Уильямс - Сошествие во Ад

И все же действовать надо по ситуации: сегодня вечером хорошо бы принести цветы и повидать Аделу. Хью не любил оставлять дела недоделанными, долгов тоже не терпел, по крайней мере, внешних. О внутренних долгах он как-то не задумывался.

В своих кошмарах Адела почему-то убегала именно от Хью. Она вновь и вновь стремительно бежала от него к Уэнтворту, к ужасному лицу в комнате, но как только она приближалась к дому, все обрывалось и начиналось сначала. На бегу она бормотала отрывки из своей роли, которую никак не могла выучить… там у Стенхоупа какая-то ерунда насчет любви и ее восприятия… все как-то запутано… Иногда рядом с ней бежала миссис Парри, а иногда миссис Сэммайл, по крайней мере, голова была миссис Сэммайл, а тело — Питера Стенхоупа, и на бегу оно говорило: «То, что ты хочешь, есть восприятие во вспышке любви, то, что ты любишь, есть вспышка в недостатке восприятия, то, что вспыхивает, есть недостаток в восприятии любви, то, что ты хочешь, есть то, что ты хочешь», и так все время. Иногда в беспорядочном сне возникали другие знакомые люди. Не менялось только одно: она бежала. Однажды рядом оказалась Паулина. Адела вцепилась в ее руку, и бег сразу замедлился, словно в кошмаре образовался островок стабильности. «Паулина!» — отчаянно пискнула Адела.

Паулина сидела у постели Аделы уже давно. Она пришла сразу же, как только услышала, что Адела больна. Когда Адела судорожно схватила ее за руку и шевельнула губами, Паулина наклонилась к ней и участливо спросила:

— Да, дорогая?

Ее голос придал ценность последнему слову: он зазвенел в воздухе кошмарного сна волной понятного звука.

Адела наконец остановилась. Едва слышно она прошептала:

— Ты мне поможешь?

— Конечно, — сказала Паулина, довольно уныло вспомнив о так и не выполненной просьбе Аделы поговорить со Стенхоупом. — Что я должна сделать?

— Я хочу остановиться. Хочу выучить свою роль, — прерывисто дыша, проговорила Адела.

— Но ты знаешь свою роль, — ответила Паулина. — Ты ее прекрасно знаешь и ты сыграла ее пре… ну, в общем, ты ее сыграла.

— Нет, нет, я должна найти ее, она обещала мне это дать, — сказала Адела.

— Кто «она»? — спросила Паулина.

— Лили, эта… Сэммайл или как ее там, — вскрикнула Адела. — Там, в сарайчике, у кладбища…

Паулина нахмурилась. Она очень хорошо помнила Лили Сэммайл и понимала, что это была не просто старушка у калитки или, если уж на то пошло, не просто древнее существо возле очень большой калитки, куда входят многие из тех, кто выбирает себя. И не калитка это вовсе, а врата Гоморры на Равнине, вход в мир иллюзий, за которым все иллюзии заканчивались, противоположность святому факту и антипод священной любви. Она наклонилась к несчастной и шепнула:

— Давай я побегу вместо тебя, Адела, а ты отдохни. Я бегаю быстрее тебя, — добавила она. — У меня ноги длиннее. А об этой… ты не думай. — Она не смогла выговорить имя. Не было никакого имени у демона, жившего в Гоморре, в сарайчике у кладбищенской стены, по крайней мере, до тех пор, пока не отверзлись могилы.

— Нет, нет, никто ничего не может сделать, — всхлипнула Адела. — Только она поможет мне вылечить голову. Она обещала дать мне… А ты ничего не сможешь сделать, ты не видела этого ужаса в доме.

— Но давай хотя бы попробуем, — попыталась уговорить ее Паулина. — Давай я пойду и выучу твою роль. — Она тут же поняла двусмысленность своего предложения. Имела-то она в виду роль в пьесе, а стоило сказать об этом, и слово «роль» наполнилось совсем другим смыслом. Прошлое Аделы, вся ее жизнь принадлежали только двоим — ей самой и Богу, если, конечно, Богу было место в жизни Аделы. Никто, кроме Бога, не смог бы сыграть ее роль. Только Он, ради Которого крестили мертвых, Тот, Кто Сам пожертвовал Собой и показал другим, как это сделать, только Он мог принять жертву за всех, упокоенных в склонах Холма, возрожденных жертвой. Звуки фанфар окружили Паулину — так звучали возрожденные души, но ближе всех сейчас звучала хриплая одинокая труба.

— Там… в сарайчике… — лихорадочно шептала Адела, — там я узнаю свою роль. Иди и спроси ее…

Она с горячечной надеждой схватила руку Паулины и тут же отбросила с отвращением. Паулина готова была устремиться к новой цели, но та же сила, которая породила эту готовность, тут же ее и уничтожила. Она вздрогнула, ее отбросило от ворот Гоморры, где престарелая Лилит искривляет дороги душ.

Адела, до сих пор лежавшая с закрытыми глазами, вдруг широко распахнула их и уставилась на Паулину. Мгновение они смотрели друг на друга, а потом Адела закричала: