Чарльз Уильямс - Тени восторга

Речь Роджера Ингрэма плавно лилась под сводами обеденного зала:

— Он и ему подобные сродни великим завоевателям, великим ученым, великим поэтам — все они бросали вызов неизвестности: «Тьму вечную я встречу, как невесту, и заключу в объятья». [1] У. Шекспир. «Мера за меру», III, 1 (пер. М. Зенкевича). — Здесь и далее примечания переводчиков.

Выступающий раскланялся и сел под аплодисменты, адресованные не столько ему, сколько предмету его выступления.

Географический факультет Лондонского университета давал обед в честь знаменитого исследователя, только что вернувшегося из Южной Америки. Поначалу предполагалось, что декан факультета провозгласит тост за его здоровье, а профессор географии тропиков его поддержит. К несчастью, профессор в этот день слег с гриппом и его пришлось спешно заменить Роджером Ингрэмом. Правда, в наличии имелись и другие профессора географии, даже более подходящие с профессиональной точки зрения… если бы не излишняя академичность вкупе со слабостью голосовых связок, мало подходящие для публичных речей. Декан не решился подвергать своих именитых гостей, включая и самого виновника торжества, необходимости выслушивать их назидательный шепот. Да, Роджер Ингрэм не был географом, зато он с блеском произносил речи и имел непосредственное отношение к университету, поскольку числился профессором прикладной литературы. Кафедра прикладной литературы возникла недавно благодаря субсидиям одного богатого канадца, пожелавшего облагодетельствовать Родину и одновременно вернуть ее с окольных путей чистого искусства на торную дорогу искусства, которое можно было приставить к делу. Роджера пригласили из Северного университета возглавить эту кафедру, главным образом, под впечатлением от его последней книги «Убедительные змии: исследования английской критики». Книгу с восторгом прочитали двадцать семь, а с полным непониманием — четыреста восемьдесят два человека. Основная идея автора сводилась к тому, что большинство английских критиков во все времена были полностью и совершенно неправы в своих методах и целях и что критика является практически неисследованным искусством, этаким гармоническим эталоном, полученным удалением из литературы всего чужеродного, еще присутствующего в большей части прозы и поэзии. Жалованье профессора кафедры прикладной литературы убедило Роджера подать личный пример и принять предложение.

Когда тост был поднят, жена тихо одобрила его выступление: «Прекрасно, Роджер, ему это понравилось», а сэр Бернард Трэверс пробормотал вопросительно-скептически:

— Тьму? В объятья?

— Знаю, знаю, — кивнул Роджер, — вы бы не стали заключать ее в объятья. Вы бы пригласили ее на легкий обед и отослали прочь бледной и недовольной. Ну как, я был хорош, Изабелла? Может быть, несколько излишне витиеват, но витиеват приятно. Приятная витиеватость для серьезных людей — это как раз я и есть. — Он устроился поудобнее, готовясь внимать ответному слову.

Исследователь, как выяснилось, был готов принять комплименты Роджера буквально. Кратко поблагодарив предыдущего оратора, он коснулся обыденной жизни обычного офисного клерка и подчеркнул разницу между подобным человеком и собой. Он нарисовал картину Южной Америки в черно-алых тонах (Роджер шепотом заметил жене, что хуже грубого алого цвета только темно-пурпурный). Он подчеркнул героизм своих спутников, намекнув на то, что в основе, разумеется, лежал его собственный героизм. Он обратил в шутку цитату Роджера, сказав, что никогда бы не потребовал «развода или даже раздельного проживания с женой, которую подыскал мне мистер Ингрэм». Роджер вежливо улыбнулся в ответ, пробормотав: «Он и Маколея [2] Томас Бабингтон Маколей (1800–1859) — британский государственный деятель, историк, поэт и прозаик викторианской эпохи. не стоит, а я-то на него Шекспира потратил». Короче говоря, исследователь оказался типичным занудой.

Наконец он сел. Вежливо хлопая, сэр Бернард негромко произнес:

— Роджер, почему англичанам не дается ораторское искусство?

— Потому что — воздадим этому дураку должное — они предпочитают исследовать, — усмехнулся Роджер. — Нельзя быть поэтом и оратором, для этого нужно разное сознание.

Сэр Бернард перестал хлопать и сказал:

— Роджер, почему англичане так преуспели в ораторском искусстве?