Василий Щепетнёв - Чёрная земля (Вий, 20-й век)

По городу я всегда езжу с осторожностью — народу полно, и подрезать норовят, и под колеса прыгнуть, и просто показать, что жизнь не мед. Но эта улочка, спокойная и пустынная, подвоха не обещала.

Я притормозил у старого здания, красивого, но давно не ремонтируемого, вышел, запер кабину, город, все-таки, и пошел к большой двустворчатой двери. Областной краеведческий музей.

Здесь тоже работала знакомая. Даже не сокурсница. Больше. Моя бывшая жена.

Сначала лестницей с чугунными ступенями, а потом длинным мрачноватым коридором я прошел по когда-то хорошо знакомому пути. Постучал. Услышал прежнее. И вошел.

Ирина посмотрела на меня своим обычным взглядом — настороженным и смущенным одновременно. За эти годы мы не смогли стать ни врагами, ни добрыми знакомыми. Вроде все нити оборвали, а вот, поди же, осталось что-то.

Следовало бы произнести какую-нибудь банальность типа, но язык не поворачивался.

— Что-нибудь случилось? — Ирина отметала самую возможность зайти просто так.

— Нет, ничего особенного. Просто понадобились твоя помощь.

— Моя помощь? — недоверчиво протянула она.

— Да, как специалиста. Знакомый моего знакомого — журналист, решивший стать драматургом. Пьесу пишет, или сценарий, как получится. Его заинтересовала история одной нашей деревни, Шаршки. Он просит собрать сведения о том, что происходило в деревне в тридцатые годы.

— Шаршки? — смущенность исчезла, уступив место разочарованию. Или мне просто показалось в своей самонадеянности. Процента полтора еще осталось от прежнего, я имею в виду самонадеянность. — Деревня поблизости от Глушиц?

— Так точно.

— У нас материала может не хватить, надо будет обратиться в архив… — она задумалась, прикидывая. — Галя, кажется, пока работает. Я попрошу ее.

— Да, москвичи — люди деловые и выделили определенную сумму — для ускорения и взаимной приязни, — я выложил заранее приготовленные деньги.

Ирина подозрительно посмотрела на меня.

— Убери сейчас же.

— А причем здесь я? Это Москва.

Она пристально посмотрела на меня, подозревая, не мои ли это деньги. Потом решила, что Шаршки — слишком заумно для такого прагматика, как я.

— По крайней мере, сначала я должна выполнить работу.

— Прекрасно. Выполни. Да, он не ждет пухлого отчета. Несколько страниц, вот и все, что ему нужно. Дух времени, характерные факты.

Сомнение в ее взгляде переживало стремительное возрождение.

— Позвони мне, когда будет готово, ладно? Ну, я побежал, — и я действительно почти побежал, сознавая нелепость своего поведения.

И так каждый раз.

Мои личные дела — это всего-навсего мои личные дела. Потому их — в темный угол, где под фикусом стоит старая радиола и куча поцарапанных пластинок, эстрада семидесятых. Эти глаза напротив.

На сегодня я наметил еще кое-какие дела, но внезапно почувствовал слабость и малодушие. Голоден, просто голоден.

Рисковать и обедать в забегаловке я не стал, обошелся парой бананов, оставшихся с неудавшегося вчерашнего визита в больницу. От обезьяны хоть человек произошел. Не Бог весть какое достижение, но все же… А кто произойдет от человека?

Или… Или уже произошел? Произошло?

На пустой желудок в голову что только не лезет.

Журналиста я назвал не с бухты-барахты. Есть один знакомый. Очень хороший знакомый. По школе. Встречаемся редко, но до сих пор сохранилось чувство, что случись беда — можем друг на друга положиться. Во всяком случае, я это чувствую. Надеюсь, и он тоже.

Работал Роман, так его зовут, в довольно паршивой газетенке, «Астрал» называется. Газетенка, несмотря на мое к ней отношение, довольно популярна не только в нашем городе, но и в столицах, и других весях нашей сильно усохшей Родины. Гороскопы, тайны столоверчения, основы магии и заочные курсы гипноза. От схожих с ней газетку отличает то, что она живет и процветает. Не знаю, как ей это удается. Тайна Астрала.

Редакция обосновалась почему-то в гостинице. Третьесортной гостинице без претензий. Никаких портье, никаких мытых полов. С трудом нашел я комнату, в которой и располагалась редакция — четыре человека. Комната, впрочем, большая.

— Роман Ярцев? Нет, он у нас больше не работает. Взял бессрочный творческий отпуск, — с усмешкой сказал мне один из астраловедов. Скверной такой усмешкой.

Другой, сжалившись, добавил:

— Он сторожем устроился.

— Сторожем? — наверное, я выглядел довольно нелепо.

— В Рамони. Во дворец.

Дворец я знал. Областная достопримечательность. Красивый, но запущенный донельзя. Последние двадцать или тридцать лет закрыт на бессрочную реставрацию.