Михаил Гаёхо - Поднимаясь колёсами на гору Фудзи. Сборник рассказов

– Я, такой сякой, сбился с дороги, – сказал водитель. – Не знаю, куда, где и как, поэтому есть предложение. Я вас подвезу, а вы покажете куда.

«Колесами лучше», – обрадовался Рогов и стал садиться в троллейбус.

– Я бы на вашем месте этого не делал, – сказал неизвестно откуда взявшийся высокий старик в тюбетейке.

– Почему? – спросил Рогов, стоя уже на ступеньке.

– Потому, – строго сказал старик.

«Хочу себе такую же тюбетейку», – подумал Рогов, а троллейбус уже тронулся.

За окном мелькали картинки. С правой стороны была зима, с левой – осень. Неубранные сугробы снега и желтые листья, которые падали.

«Жалко, что я не взял зонтик», – подумал Рогов.

В троллейбусе было пусто, и как-то особенно пусто – даже кондуктора не было.

«Так не бывает», – подумал Рогов. И стало понятно, что это сон, который ему снится.

– Это сон, – сказал старик в тюбетейке, который оказался вдруг где-то рядом.

***

Человек видит сон, и какое-то время не догадывается об этом. Тогда к нему приходит старик в тюбетейке и говорит то, что человек, впрочем, и сам знает. И человек успокаивается. Тюбетейка, впрочем, не обязательна. Старик тоже. То есть, это может быть совсем не старик. Главное – что иногда кто-то нужен, чтобы сказать человеку то, что человек и сам знает. Кажется, в одном из языков американских индейцев для этого даже есть специальное обозначающее слово.

***

Рогов смотрел в окно.

Там стояла зима с левой стороны, а затем – весна, легкий лед на лужах. А вместо осени справа – уже было лето. Шел дождь, и Рогов подумал, что очень кстати взял с собой зонтик. Одуванчики цвели на лугах, а потом – на газонах. Дома были белые.

И вот уже вершина горы Фудзиямы показалась в зеркале заднего вида.

Рогов убрал руки с руля – или положил на руль – неважно – был руль, были руки, и нужно было поворачивать. Судно накренилось, нос корабля медленно пошел вверх, забираясь на волну – первую в ряду девяти. Где девятым валом, никак не иначе, оборачивалась вершина горы Фудзи.

Поднялся и ухнул вниз. Снова стал подниматься.

«Прав был старик, что-то неровное есть в этой дороге», – Рогов обернулся. Старик сидел на заднем сиденье, старика не было, темное приблизительной формы пятно оставалось на его месте, в окнах мерцали картинки: зима, осень, лето, опять зима…

Снова въехали в город. Экипаж остановился у перекрестка. Это был главный решающий перекресток, перепутье дорог. Здесь, под рекламным щитом с надписью «20 000», говорящей неизвестно о чем, можно было повернуть налево, направо или пойти прямо, только Рогов не знал куда.

– Я сбился с дороги, – сказал он, открыв дверь незнакомому человеку с тротуара, и человек вошел.

Хотя и не советовал ему высокий старик в неизвестно откуда взявшейся тюбетейке.

***

Человек подходит к человеку, и они разговаривают. Скажем, Петр подходит к Семену и говорит ему: «Здравствуй». Или еще как-то взаимодействуют человек с человеком. То есть, Семен, может быть, ничего не отвечает Петру, а молча бьет его кулаком в ухо.

И никто не сомневается в том, что Семен и Петр – это разные люди (разумеется, если все происходит в реальности).

Но что если стоящие друг против друга Семен и Петр оба снятся Ивану (который и сам по себе принимает участие в сюжете, разнимая дерущихся). В этом случае все не так очевидно.

Поскольку все происходит в голове Ивана, не будет ошибкой считать, что и Петр, и Семен по сути один и тот же человек – тот самый Иван, как актер, играющий обе роли (и третью роль наблюдателя-миротворца, разумеется, тоже).

Итак, перед нами не Семен и Петр (на время взятые условные имена), а Иван и Иван – только так. Иван Ивану говорит «Здравствуй», Иван Ивана бьет по уху, Иван Ивана ответно бьет в глаз (что подразумевается естественным ходом событий), Иван разнимает дерущихся Ивана и Ивана: «Иваны, давайте жить дружно».

***

И вот, в троллейбусе трое – водитель, старик в тюбетейке и вошедший с улицы Рогов. Но водитель за рулем – это тоже Рогов, и старик, сидящий сейчас на заднем сиденье, – это Рогов. И если бы кто-нибудь еще кроме этих трех оказался в троллейбусе, он был бы, разумеется, тоже Рогов, другому здесь неоткуда взяться.

– Это правда? – спрашивает Рогов с зонтиком Рогова в тюбетейке.

– Да, – отвечает Рогову Рогов.

– И ты тоже? – спрашивает Рогов.

– Да, я это тоже ты, – Рогов улыбается в седую бороду.

– Но я разговариваю с тобой, не с собой. Ты отвечаешь мне на вопросы, – недоумевает Рогов.