Диана Удовиченко - Эффект преломления

– Сегодня последний день, ваша светлость, – наконец однажды сказал Арчимбольдо. – Я благодарю вас за поистине ангельское терпение, которое вы проявили к недостойному ремесленнику.

– Потрет готов? – Эржебета поднялась с кресла, отложила молитвенник. – Хочу посмотреть.

Миланец поклонился:

– Если ваша светлость позволит, я хотел бы еще поработать над платьем, игрой теней на его ткани, и усилить фон. Быть может, ваша светлость потерпит до завтра? Очень хочется показать совершенно законченный портрет.

Поведение живописца граничило с наглостью, но Эржебета лишь кивнула. Ей нравились талантливые, увлеченные своим ремеслом люди. К тому же, Джузеппе был так галантен, смотрел с таким восхищением, что это веселило графиню. И еще: Эржебета боялась сознаться в том даже самой себе, но Джузеппе казался ей кем-то вроде волшебника. Ведь он был способен сохранить молодость и красоту.

Она царственно проплыла к выходу, где ее дожидались гайдуки. Выйдя из дома Арчимбольдо, двинулась по аллее.

Из-за дерева к Эржебете шагнул молодой мужчина. Невысокий рост, богатая одежда. Тонкое лицо – крючковатый нос, узкие губы, странное выражение, в котором смешались мука и счастье. Взгляд беззащитный. Дьёрдь.

Гайдуки, узнав в человеке лучшего друга семьи Надашди, не спешили заслонять графиню. Она знаком приказала охранникам оставаться на месте.

– Эржебета… – выдохнул, словно милостыню просил.

Стоял перед нею, потерянный, как всегда, потрясенный ее невозможной, неправильной красотой. Клял себя: зачем пришел? Сказать о любви женщине друга? Что ж за подлец-то он такой?

Нет, не скажет. Но хоть в черные глаза посмотрит. На днях в поход, опять с турками биться. Вернется ли? Встретится ли с нею опять? Все в руках божьих. Хоть бы один ласковый взгляд, доброе слово…

Но опять увидел лишь непонимание, холодное презрение.

– Вы больны, граф? Ступайте домой, вас лихорадит.

Обошла осторожно, глядя сверху вниз, придерживая подол – словно брезговала даже платьем коснуться.

– Прощайте, граф.

Этот мужчина немного пугал ее, хотя она и не хотела этого признавать. Он был непонятен. Эржебета сторонилась, отгораживалась холодностью. Знаться не хотела, словно чувствовала недоброе. Слабый какой-то. Вроде бы говорят, и воин хороший, и командир толковый, и при дворе не последний человек. Но не было в нем такой грубой, надежной силы, как в Ференце. Мягкий, тихий, книжный. Как такой воевать умудряется?

Слабый… Чего пришел? И взгляд этот покорный, как у собаки… Эржебета передернула плечами.

Не обернулась, не взглянула. Ушла. Сам не зная зачем, Дьёрдь заглянул в мастерскую Арчимбольдо. В просторной комнате было пусто – все ученики разбрелись обедать, ушел и мастер. Лишь один слуга возился в углу. Взглянул искоса, не посмел спрашивать, что нужно важному господину.

Дьёрдь прошелся по мастерской, разглядывая портреты. Он любил живопись, работы Арчимбольдо ему нравились своей необычностью. Взгляд упал на прикрытое тканью полотно, стоявшее посреди комнаты. Дьёрдь осторожно приподнял материю и замер: с картины на него смотрела Эржебета.

На этот раз художник не стал вырисовывать портрет из фруктов или цветов. Картина была написана в классической манере. Эржебета, в алом как кровь платье, сидела на кресле, держа на колене раскрытый молитвенник. Но она не смотрела на мелкие строчки, взгляд ее был устремлен вперед.

Правильный овал бледного лица, черные глаза с тяжелыми веками, брови вразлет, тонкий нос, капризные красные губы, нежная линия подбородка…

– Как живая, – прошептал Дьёрдь и отшатнулся.

Ему показалось, что даже с картины Эржебета смотрит презрительно-холодно.

Он резко развернулся и вышел прочь. Теперь, когда и графиня, и ее портрет исчезли из его поля зрения, Дьёрдь разительно переменился. Во взгляде появилась уверенность, в движениях – сила.

Он и сам удивился этим переменам. Может, не зря шепчут люди? Может, и правда она колдунья? Опутала чарами, заманила, вскружила голову…

Он досадливо сжал кулаки. Не лги себе, Дьёрдь Турзо. Не переваливай с больной головы. Даже будь Эржебета ведьмой – с чего бы ей тебя околдовывать? Не нужен ты ей. Забудь.

Добежал до конца аллеи, вскочил на коня. С силой сжал каблуками конские бока, понесся к дому. Сегодня он напьется как следует, разложит какую-нибудь хорошенькую служанку. А может, двух. Чтобы не думать.

Замок Чахтице, сентябрь 1577 года от Рождества Христова