Диана Удовиченко - Эффект преломления

– Неужели? Я тотчас же отдам приказ добыть! Благодарю вас, графиня, за то что доверили мне такой важный секрет…

Вскоре король и Эржебета присоединились к танцующим. Позже, в беседе с Ференцем Надашди, монарх сказал:

– Ваша супруга обворожительна, дорогой граф. Но главное ее достоинство заключается в не по-женски остром уме.

Ференц благодарно поклонился, но не понял комплимента. Сам Надашди ценил в женщинах в первую очередь красоту и постельные умения. Впрочем, решил граф, что взять с чудака? Большинство аристократов Венгрии находили короля странным, а многие даже почитали за безумца.

Эржебета – отличная жена, думал Ференц. Красивая, заботливая, страстная. Верная – вон, даже внимание монарха не вскружило ей голову, заговорила чудаку зубы наукой. Всем хороша баба, только вот детей родить не может.

То, что бог не давал наследников, тревожило Ференца. Но он ни разу не упрекнул жену. Граф любил свою Эржебету, чувство это было крепким, грубым и простым – как он сам.

Почти до утра гремел дворцовый праздник. А через два дня в венский дом графов Надашди постучал вестовой с письмом из дворца. Рудольф собственноручно написал для Эржебеты приглашение в мастерскую его придворного художника Джузеппе Арчимбольдо. Тонкий знаток живописи и красоты, монарх пожелал иметь в своей коллекции портрет прекрасной графини.

Дом, служивший художнику обиталищем и местом работы, стоял в дворцовом парке. По богатой обстановке комнат, количеству прислуги и учеников сразу становилось понятно: король высоко ценит живописца.

– Приветствую вас, ваша светлость, – Джузеппе, крепкий седой миланец лет пятидесяти, склонился в почтительном поклоне. – Счастлив возможности сохранить вашу сказочную красоту для потомков. Позвольте пригласить вас в мастерскую.

Гайдуки, охранявшие графиню, остались снаружи, служанки робко двинулись вслед и застыли у дверей просторной комнаты, в которой работал художник.

Сохранить красоту?.. Эржебета медленно двигалась между мольбертами, возле которых трудились ученики, отделывавшие наброски мастера.

Это были необычные картины. Лица на них складывались из изображений фруктов, овощей, трав и даже музыкальных инструментов. Несмотря на странное исполнение, они были узнаваемы и выразительны.

– Вам нравится, ваша светлость? – Джузеппе показал одну из картин, человек на которой был сделан из блюд, ложек, котлов и ножей. – Это придворный повар.

Эржебета смотрела на портреты. Важные вельможи. Смелые воины. Дамы – молодые и старые, красивые и не очень. Дети. Старики. Когда-нибудь тех, кто изображен на холсте, не станет. Но лица их по-прежнему будут смотреть с портретов, навсегда оставшись такими, какими увидены художником.

Но это ничего, смерть не пугает. Страшна старость. Безобразием своим страшна. Морщины, уродующие нежную кожу, тусклость глаз, беззубый рот, скрюченное тело… Разве будет Ференц любить такую Эржебету?

Она содрогнулась, как будто физически ощутила, что стареет с каждой минутой, с каждой секундой…

– Ваша светлость, – отвлек ее Арчимбольдо, – Прошу, сядьте сюда.

Он придвинул к окну кресло, усадил Эржебету, отошел, бесцеремонно рассматривая бледное лицо, длинную шею, упругую грудь… Вокруг столпились ученики, обменивались в полголоса впечатлениями.

– Здесь мы видим великолепный образчик молодой женской красоты, – говорил им Джузеппе. – Посмотрите, как сияет кожа дамы, как высока ее шея. А как посажена голова!

Эржебету не трогали эти взгляды, не задевали слова – художники всего лишь занимались своим ремеслом. Она сидела спокойно, не двигаясь – прекрасная и равнодушная.

Арчимбольдо лукаво спросил учеников:

– Что предлагаете взять за основу композиции?

– Жемчуг, только чистейший жемчуг! – воскликнул один.

– Или белые цветы, – сказал другой, любуясь кожей графини.

– Быть может, перья черной птицы, – добавил третий, указывая на волосы Эржебеты. – Вороновы перья. Черные алмазы – глаза.

– И кровь… – тихо уронил красивый юноша, восхищенно глядя на губы женщины.

– Спасибо, друзья, – Арчимбольдо хлопнул в ладоши. – Урок окончен, теперь возвращайтесь к своим мольбертам. Я решил, как буду писать вас, ваша светлость.

Две недели продолжались ее визиты в мастерскую живописца. Джузеппе усаживал графиню в кресло, вручал молитвенник, который Эржебета раскрывала на колене, и погружался в труды. Неготовый портрет миланец не показывал, после работы накрывая тканью и умоляя знатную посетительницу повременить, чтобы потом увидеть себя во всей красе.