Борис Левандовский - Донор для покойника

— Сомневаюсь, очень сомневаюсь.

«Попробуй».

Вот так, маленький говнюк, уже лучше.

— Ну, выкладывай.

«Ответы на" КОГДА "и" КАК"."

Разговор становился серьезнее.

Герман задумался.

С ответом на КОГДА пока можно было и подождать.

— Меня интересует — КАК? — он внимательно посмотрел на Геру.

«Мах на мах — не забудь!»

— Парень, ты начинаешь меня доставать.

«Хорошо, — голос подростка едва заметно изменился. — Вспомни: ПОЛТОРА ГОДА НАЗАД».

Герман тупо продолжал смотреть на Геру.

— И это ВСЕ? — выдохнул он разочарованно. Давненько он не чувствовал себя таким дураком, пожалуй, с тех пор, как потерпел фиаско в постели с проституткой около года назад.

Маленький ублюдок его просто дразнил!

Герман пытался сосредоточиться на своих финансовых делах, что выражалось в перекладывании с места на место бланков счетов, каких-либо документов и кредитных карт. При этом его мысли витали где-то очень далеко.

В прошлом.

ПОЛТОРА ГОДА НАЗАД.

Никаких особенно памятных событий тогда не произошло. Почему именно полтора года? Может, мальчишка действительно его только дразнил?

Но в глубине сознания он знал, что это не так.

Что-то было.

Он составил кредитные карточки в одну стопку и машинально перетасовал, словно колоду карт.

ПОЛТОРА ГОДА.

Он пытался хоть за что-нибудь зацепиться.

(Полтора года).

Он должен их воскресить. В некоторых случаях подобное занятие превращается в пытку и способно свести с ума.

(Полтора года).

Что это было?

«Послушай, все это глупая затея, — он без труда узнал голос. — Что изменится, если ты даже вспомнишь? В тебе сидит бомба с хитрым детонатором в мире. И никакие воспоминания не смогут его вырубить, ты это прекрасно знаешь».

Да, пожалуй, это так. Но я знаю также и то, друг, что если не сумею найти ответы на эти вопросы, они будут преследовать меня до самого морга той больнице, где я врежу дуба на последней стадии болезни, когда мои волосы вокруг кровати собирать уборщица, а все остальное превратится в гнилые мощи, обтянутые прозрачной кожей. Поэтому иди к черту со своей рациональной логикой.

Итак, что могло произойти полтора года назад?

Фактически то же, что всегда: работа, работа, работа… Изредка — командировки в другие города (собственно, все та же работа). Еще реже — вечеринки, которые Герман всегда ненавидел, причем все сильнее. Одно только упоминание о мероприятии приближающегося вызвало у него гадкие ощущения. Удивительно, как он вообще стал преуспевающим бизнесменом с таким подходом к жизни. Вероятно, здесь была заслуга не его, а Алекса, надо отдать тому должное. Посещал же Герман вечеринки преимущественно для того, чтобы избежать удивленных взглядов коллег и обучающих разговоров шефа.

Вот, пожалуй, и все, что он мог вспомнить.

И еще операция на аппендицит, которая едва не забила гвозди в его гроб.

Ровно полтора года назад.

Приступ схватил еще в киевском аэропорту перед вылетом домой, во Львов. Когда объявили шестичасовой задержки рейса, Герман купил в аптечном киоске упаковку анальгина, принял сразу три штуки и вернулся в зал ожидания, где, скорчившись в кресле, отсидел все 6:00. К тому моменту от целой упаковки анальгина осталась одна таблетка, треснула почти пополам и напоминала два молочные зубы. Киоск был уже закрыт. А потом бодрый голос диспетчера порадовал пассажиров, летевших с Германом одним рейсом, объявив о дополнительной трехчасовую задержку. Герман чувствовал, что у него начинается жар. Моментами он почти ничего не видел, только знал, что ему становится все хуже. Он практически не помнил как оказался в самолете. Но «скорая» увезла его из дома только в конце следующего дня. Очнувшись после операции, Герман со слов дежурного врача узнал, что жить ему оставалось считанные минуты, — распространялось воспаления. Его едва успели спасти.

Все это случилось именно полтора года назад.

Герман вскочил.

— Вот! — он ударил кулаком по столу, чувствуя какое-то злобное удовольствие.

Как он мог этого не учесть, — ведь это до смеха элементарно!

Он быстро взглянул на часы: за пять третья.

Еще успевает.

Элементарно.

— Вряд ли смогу вам помочь, — пожала плечами молоденькая медсестра, которая сидела по другую сторону окошка регистратуры. — Возможно, вам стоит подняться наверх, в хирургическое отделение, где вам делали операцию. У них свой отдельный архив.

— А если там мне не помогут? Куда бы я мог еще?.. — Герман почти просунул голову в окошко, чтобы лучше расслышать слабый голос регистраторши, но и, пожалуй, истолковала это по-своему.