Борис Левандовский: Донор для покойника

— Геро, опомнись! Начало финансового года, куча работы! — Алекс уже не на шутку встревожился. Наверное, изменения, которые произошли с Германом, не остались незамеченными.

— Я не шучу, — настойчиво сказал Герман. Настойчиво, но все-таки смотреть в глаза Алексу избегал. — не шучу.

— Не шутит… Постой-постой, ты женишься?

Германа внутренне передернуло, словно он только сейчас почувствовал, насколько они с Алексом удалились в последнее время. Даже обычные знакомые — не друзья, а знакомые — почти никогда не узнают о таких событиях в последнюю минуту. И предполагая, что Герман вот-вот может жениться, Алекс даже не стушевался.

— Нет. Я не женюсь.

— Ха! Какого числа, конспиратор? Трех дней хватит?

Герман чувствовал нарастающее раздражение, как он превратился в бутылку шампанского, поставленную на раскаленное железо.

— Нет — сказал он, пытаясь сохранить внешнее спокойствие, но, видимо, не слишком успешно, поскольку взгляд Алекса сразу изменился. — Не женюсь.

— О, черт, тогда в чем дело? Больной?

Герман отрицательно покачал головой.

— Возникли серьезные проблемы? — на этот раз в голосе Алекса Герману послышались нотки дружеского участия. Если бы все это происходило хотя бы года три назад…

Герман промолчал, хотя в душе вспыхнула кратковременная борьба.

«Нет, друг, ты первым бросишь в меня камень, это я знаю точно».

— Прекрати морочить мне голову. Скажешь, наконец, что происходит?

Герман отвел глаза в сторону. Не потому, что боялся встретиться взглядом с Алексом, — не хотел выдавать свою уверенность, что в данную минуту что-то окончательно менялось в их отношениях. Он готов был поклясться, что когда закроет двери этого кабинета, между ними все будет по-другому.

— Это не имеет значения.

— Не имеет значения? И это все, что ты можешь мне сказать? — Алекс встал перегнулся через стол, потом снова сел. На лице отразилась смущение. — Не хочешь говорить даже мне… — на этот раз он уже не спрашивал, а констатировал. — Даже мне…

«Да, друг, даже тебе», — с мрачным сарказмом подумал Герман, а вслух произнес:

— Поверь, я действительно не могу.

— Но что за спешка? Непонятно… — в последнем слове холодное отчуждение — вот теперь это снова привычный Алекс. — Хорошо, а если я отвечу «нет»?

Герман несколько удивленно поднял голову. Хотя разве он ожидал другой реакции своего партнера? Пардон, старшего партнера.

Теперь между ними словно материализовалась ледяная стена.

— Это ничего не изменит, я все равно пойду. Мне нужно месяц… или два.

— Значит, ты в любом случае собирался сделать по-своему и тебе все наплевать — я правильно тебя понял?

— Если вопрос только в этом — да…

— Да? — Алекс неестественно выпрямился в своем кресле. — Ты далеко заходишь.

Теперь стена отчуждения превратилась в целый айсберг враждебности.

— А если… — начал Алекс и запнулся. Видимо, что-то еще мешало переступить через много лет дружбы.

Наконец он произнес, чеканя каждое слово, словно выплевывая свинцовые пули:

— Если все-таки пойдешь… И без объяснений… — он сделал паузу, — потеряешь свою долю в деле, понял?

Вот оно: окончательный разрыв, полный и бесповоротный.

«Ну и прекрасно! Давно пора…»- Герман даже почувствовал какое-то облегчение. Молча встал и вышел из кабинета, тихо прикрыв за собой дверь.

Пожалуй, даже слишком подчеркнуто.

Посетителей в баре было мало — только Герман и две пары, что, очевидно, как и он, умышленно пришли к началу здешнего «часа пик».

Герман сидел в углу зала, всматриваясь в наполовину опустевшую бутылку французского коньяка. Бармен Павлик (или Пол, как он представлялся новым посетителям) сегодня был немного удивлен двумя обстоятельствами. Во-первых, неожиданным появлением постоянного и дорогостоящего клиента (главное, щедрого практически всегда) таким необычным для него время. Во-вторых, его (Германа) заказу — целая бутылка коньяка, — а он, как известно, напиток не из легких. Видимо, у парня какая-то лажа, мелькнула мысль у Пола. В чувака жестокий депресняк.

Внешне так и выглядело: молодая тридцатилетняя человек, немного не в настроении, сделала заказ и, сев за самый дальний столик, углубилась в свои мысли. Герман был похож на одного из тех парней, что обычно сразу привлекают внимание женщин. Черты лица имел почти правильные, однако с некоторой несовершенством, как небрежный мазок на полотне художника, добавляет картине индивидуальности. Он был высокий и немного худощавый (это тот тип стройности, когда лишние пять-шесть килограммов только испортили бы впечатление) темно-зеленые глаза, на первый взгляд (только на первый), резко контрастировали с кожей лица, бледноватость которой подчеркивало твердое черные волосы. В конце концов, внешность Герман не ассоциировалась с крутыми ребятами из боевиков или героями любовных историй. Это был немного другой тип мужской привлекательности, предназначенный для женщины-домохозяйки, мечтает о «правильного» надежного мужчину, с которым можно прожить до глубокой старости. Очевидно, это было еще одной чертой, которая просматривала изнутри и заставляла обращать многочисленные взгляды в сторону Германа практически всех женщин, окружавших его.