Лев рыжков - День крысы

- Я понимаю, - кивнул мощным подбородком тип в костюме. - Но мы тут при чем?

- То есть как? - удивился эмчеэсник. - Беда всех касается…

- Слушайте, не надо мне вот этой вашей патетики, - поморщился мужик в костюме. - Здесь - закрытая территория, частная фирма. Если вы приглашены, покажите ваши пропуска. Если нет, покиньте территорию…

- Давайте без формальностей, - ответил седоватый. - В городе катастрофа. Эти люди нуждаются в убежище…

- И при чем тут мы? - парировал здоровяк в костюме. - Вам назначено? Нет? До свидания…

- Ладно, что я с вами разговариваю. Как увидеть вашего босса? - спросил эмчеэсник.

- Его нет - это первое. Ну, и второе - он вас не ждет.

Среди женщин поднялся ропот. Заплакал какой-то ребенок. Несколько мамаш обступили громил, кричали. До Лизы доносились слова: «Совсем ни стыда, ни совести!», «Вот мать свою ты бы тоже так выставил?»

Тип в костюме немного смягчился.

- Я все понимаю, - сказал он. - Да, в городе беда. Вам негде укрыться. Но и вы меня поймите. Я здесь работаю. Никаких директив от руководства я не получал. Будут директивы - входите. А сейчас - будьте добры, на выход.

- Никуда мы отсюда не уйдем! - закричала какая-то женщина. - И только попробуй руку на меня поднять! Я тебе глаза твои бесстыжие выцарапаю…

- Да поймите же, - горько усмехнулся эмчеэсник, - катастрофа в Москве, во всем мире беда… А вы всё какие-то предписания исполняете.

- Вы меня тоже поймите, их никто не отменял, - Тип в костюме вроде бы бесстрастно смотрел в глаза эмчеэснику.

- Если с этими людьми что-то случится, это будет на вашей совести, - вмешался какой-то врач.

Словно подтверждая его слова, стала кричать молоденькая девочка, стоявшая около кадки. Сейчас она ухватилась за мохнатый ствол пальмы и стонала. За другую руку цеплялась девочка - лет трех. Только сейчас Лиза, обычно внимательная к деталям, заметила, что у молодой мамочки выпирает живот, выдававший немалый срок беременности.

- Вы мне на совесть не давите. Я по-человечески вас понимаю. Но, как лицо, исполняющее свои должностные обя…

- Ну, и козел же ты, братишка, - перебил его эмчеэсник.

Жлобы в камуфляже синхронно положили руки на кобуры. Тип в костюме успокаивающе поднял руки.

- Спокойно, - сказал он. - Давайте сохранять спокойствие. Впустить я вас не могу, не в моих полномочиях. Давайте разойдемся на этом.

- Чертям в аду будешь говорить «Давайте разойдемся!» - закричала еще одна женщина. - Девочка рожает… Хоть ее впустите.

- Не могу, - говорил тип, пятясь в сопровождении камуфляжных. - В конце концов, в здании много организаций. Почему именно наша…

Его слова тонули в гуле возмущения. Атмосфера в холле стремительно накалялась. Крики доносились уже отовюду.

- Мама, - дергал Димка Лизу за руку. - Давай пойдем отсюда. А, мама? Здесь плохо, плохо…

«А ведь он прав, - подумала Лиза. - Действительно, какого черта мы тут делаем?»

Она вспомнила, что с самого утра ни у нее, ни у Димки еще маковой росинки во рту не было. А ведь скоро обед. Здание-то огромное. Должна же здесь быть какая-нибудь кафушка? Может быть, им даже повезет, и она окажется рабочей? Все лучше, чем стоять на месте…

- Пошли, - решилась она. - Пошли отсюда, на самом деле…

Когда Лиза вместе с Димой направились к лестнице, к ним бросился тот самый, седоватый эмчеэсовец.

- Подождите, куда вы уходите?

- Вы хотите запретить нам? - усмехнулась Лиза. - Как интересно…

- Но вы же слышали… Вы же слышали, что сказал капитан…

«Значит, все-таки капитан», - отметила про себя Лиза, вспомнив симпатичного милиционера.

- Ну, слышала. И что теперь?

- Нельзя расходиться, как вы не понимаете…

Эмчеэсовец выглядел просто жалобно.

- Я все понимаю, - отрезала Лиза. - Но… Кстати, как вас зовут?

- Валерий Петрович…

- Очень приятно. Я - Елизавета. Так вот, Валерий Петрович… У меня и моего ребенка с самого утра маковой росинки с утра не было. Мы хотим поискать, где нам поесть, только и всего. А потом мы вернемся. Если вы так этого хотите…

- Один из следующих рейсов доставит припасы…

- Вы сами в это верите? - перебила Лиза и вдруг подумала, что она, пожалуй, слишком жестока к этому человеку, судя по всему, неплохому, и тут же поправилась: - Ну, хорошо. Допустим, доставят. Но когда это случится?

- Елизавета, послушайте. Обстановка нестабильная. Нельзя расходиться, создавать сложности…

- И что? Мне теперь считать себя военнопленной? Пойдем, Дима…

У двери на лестницу она обернулась. Валерий Петрович провожал их взглядом, в котором читалось что-то вроде сожаления.