Роберт МакКаммон - Час волка

– Сюда не помешало бы положить целый зубок чеснока,– сказал Мы– шонок и облизнулся.– Был бы настоящий шедевр!

– Ну, что вы собираетесь делать? – спросила Габи Майкла.– Вам надо от него отделаться.– Она быстро глянула на револьвер, который тот держал в руке.

Редкий случай в его жизни, когда Майкл чувствовал себя дураком. Он ухватился за соломину, а вытащил целый прутик. Мышонок, довольный, пил суп из поварешки и оглядывал кухню, для него место привычное. Контуженный бомбой немецкий беглец из дома умалишенных был весьма хрупкой лесенкой, чтобы подобраться ближе к Адаму; но что у него есть другое? Проклятье! подумал Майкл. Почему я не отпустил этого психа? Трудно сказать, что может случиться, если…

– Вы говорили что-то о финансовом соглашении, мне кажется,– ска– зал Мышонок и положил поварешку на кастрюлю.– Так что вы хотите мне предложить?

– Монеты на глаза, после того как спустим тебя в Сену! – закри– чала Камилла, но Габи ее утихомирила.

Майкл колебался. Бесполезен этот человек или нет? Возможно, ни– кто кроме психа не рискнет попытаться сделать то, что он собирался предложить. Но у них есть только один шанс, и, если Мышонок промах– нется, все они могут поплатиться своими жизнями.– Я работаю на бри– танскую разведку,– спокойно сказал он. Мышонок продолжал шарить по кухне, но Камилла раскрыла рот и опять чуть не упала в обморок.– Гес– тапо следит за нашим агентом. У меня есть для него записка.

– Гестапо,– повторил Мышонок.– Грязные сволочи. Они же повсюду, вы знаете.

– Да, знаю. Вот поэтому мне и нужна твоя помощь.

Мышонок глянул на него и моргнул.– Я же немец.

– Мне это известно. Но ты – не нацист, и ты не хочешь попасть обратно в больницу, так ведь?

– Нет. Конечно, нет.– Он осмотрел сковородку и побарабанил по ее дну.– Пища у вас здесь ужасная.

– И я также не думаю, что тебе хочется продолжать жизнь вора,– добавил Майкл.– То, что я хочу от тебя, что должно быть тобой сдела– но, займет, быть может, пару секунд – если, конечно, ты и в правду хороший карманник. Если же ты не сумеешь, гестапо сцапает тебя прямо на улице. И если это произойдет, я тебя в тот же момент убью.

Мышонок уставился на Майкла, глаза его были изумительно голубыми на грязном морщинистом лице. Он отложил сковороду.

– Я дам тебе сложенный лист бумаги,– сказал Майкл.– Этот лист нужно положить в карман плаща человека, которого я тебе опишу и пока– жу на улице. Это нужно проделать быстро, и все это должно выглядеть так, будто ты просто наскочил на него. Две секунды, не больше. Там будет куча гестаповцев, идущих за нашим человеком по пятам, следящих, вероятно, за ним по всему пути, которым он ходит. Любое, даже малей– шее, подозрение привлечет их внимание к тебе. Мой друг,– он кивнул на Габи,– и я будем поблизости. Если дело пойдет плохо, мы постараемся тебе помочь. Но моей первой заботой будет наш человек. Если случится, что мне придется вместе с гестаповцами убить и тебя, я не задумаюсь.

– В этом я не сомневаюсь,– сказал Мышонок и подцепил из керами– ческой вазы яблоко. Он осмотрел, нет ли в нем червей, и откусил.– Вы из Британии, ага? – спросил он жуя.– Мои поздравления. Немецкий выго– вор у вас отличный.– Он оглядел чистенькую кухню.– Это совсем не по– хоже на то, как я себе представлял подполье. Я предполагал, что это – кучка французов, скрывающихся в канализации.

– Канализацию мы оставили таким, как вы! – огрызнулась Камилла, все еще не успокоившаяся.

– Таким, как я! – повторил Мышонок и покачал головой.– О, мы жи– ли в канализации с 1938 года, мадам. Нас так долго насильно кормили дерьмом, что мы стали получать от его вкуса удовольствие. Я был в ар– мии два года, четыре месяца и одиннадцать дней. Великий патриотиче– ский долг, говорили они! Шанс расширить границы Рейха и создать новую жизнь для правильно мыслящих немцев! Только чистых сердцем и безуп– речной крови… ну, остальное вам известно.– Он сделал гримасу: ему наступили на мозоль.– Не все немцы – нацисты,– тихо сказал он.– Но у нацистов голоса громче других и самые большие дубинки, и им удалось выбить разум из моей страны. Итак, да, мне действительно знакома ка– нализация, мадам. Я действительно очень хорошо ее знаю.– Глаза его казались горящими от внутреннего жара, и он бросил огрызок яблока в корзинку. Его взгляд вновь обратился к Майклу.– Но я все еще немец, сударь. Может, я сумасшедший, но я люблю мою родину,– возможно, ско– рее я люблю память о моей родине, чем ее реальность. И потому – зачем я должен помогать вам делать что-то такое, что поможет убивать моих соотечественников?