Роберт МакКаммон - Час волка

– Микробы, сударь?

– Микробы. Бактерии. Ты знаешь, что это такое? – Он снова не стал ждать ответа.– Посмотри на это.– Виктор сплюнул на ладонь и под– нес ладонь со слюной к лицу Михаила.

Мальчик послушно смотрел на нее, но ничего, кроме слюны, не уви– дел.

– Они тут,– сказал Виктор.– Смертельный вред – и чудо. Они прямо тут, на моей руке!

Он убрал руку и Михаил увидел, как он слизывает слюну обратно.

– Во мне их много,– сказал Виктор.– Они у меня в крови и во внутренностях. В моем сердце и легких, кишках и мозгу.

Он постукал по своему лысому темени.

– Все во мне кишит ими,– сказал он и напряженно посмотрел на Ми– хаила.– Точно так же, как сейчас и в тебе.

Михаил не был уверен, что понял, о чем говорил этот человек. Он опять уселся, в голове у него шумело. Холод и жар попеременно охваты– вали его тело, злобные соперники в пытках.

– Они были в слюне Ренаты! – Виктор коснулся плеча Михаила, где к его воспалившейся, с гнойными краями ране была повязкой из листьев прижата приготовленная Ренатой мазь из какой-то коричневой травы. Это было не больше, чем мимолетное прикосновение, но боль от него заста– вила Михаила содрогнуться и задержать дыхание.

– Они теперь в тебе, и они либо убьют тебя, либо…– Он запнулся и пожал плечами.– Научат тебя истине.

– Истине? – Михаил потряс головой, озадаченный и с затуманившим– ся сознанием.– О чем?

– О жизни.– Его дыхание жгло лицо мальчика и отдавало кровью и сырым мясом.

Михаил увидел крошки чего-то красного в его бороде, в которой также застряли частички листьев и травы.

– Живешь ты в сказочном сне или в кошмаре – это зависит от точки зрения. Можно называть ее и бедой, болезнью, проклятием.– Он усмех– нулся при последнем слове.– Я называю ее благородной и жил бы только так, если бы мог вновь родиться: я бы с самого рождения знал только волчью, и не знал бы того зверя, который зовется человеческим сущест– вом. Ты понимаешь, о чем я говорю, мальчик?

Все сознание Михаила заполнялось одной мыслью.

– Я сейчас хочу домой,– сказал он.

– Боже мой, да мы взяли в стаю простака! – Виктор едва не кри– чал. Он встал.– У тебя теперь нет никакого дома, кроме этого, здесь, у нас!

Он подпихнул сандалией нетронутый кусок мяса, лежавший на полу около подстилки мальчика; это было заячье мясо, и хотя Рената не– сколько раз проводила им над огнем, оно все еще слегка кровило.

– Не ешь! – загремел Виктор.– Я и в самом деле приказываю тебе не есть! Чем скорее ты умрешь, тем скорее мы растерзаем тебя на клоч– ки и съедим!

От этого Михаила охватило дрожью неподдельного ужаса, но лицо его, блестевшее от пота, осталось безучастным.

– Поэтому не трогай его, ты меня слышишь? – Он носком подвинул кусок заячьего мяса на несколько дюймов ближе к Михаилу.– Мы хотим, чтобы ты ослабел и умер!

Кашель Андрея прервал его тираду. Виктор отвернулся от мальчика, чтобы пройти через помещение, присел сбоку от Андрея и поднял одеяло. Михаил услышал, как Виктор прошипел сквозь зубы, захрипел и сказал: – Мой бедный Андрей,– тихим подавленным голосом.

Потом Виктор резко поднялся, метнул мрачный взгляд на Михаила и прошествовал из помещения.

Михаил лежал очень спокойно, прислушиваясь к шлепанию сандалий Виктора, идущего вверх по ступенькам. Выскочил небольшой язычок пла– мени, выстрелил искорками, дыхание Андрея походило на приглушенный стук товарных вагонов, доносящийся от далекой железнодорожной ветки. Михаил вздрогнул, весь замерзший, и уставился на окровавленный кусок зайчатины.

~Я приказываю тебе не есть~, сказал Виктор.

Михаил разглядывал мясо и увидел муху, медленно с жужжанием ле– тавшую над ним. Муха села на мясо и счастливая поползла по нему, как будто выискивая кусочек помягче, откуда было бы приятней втянуть пер– вый глоточек сока. ~ Я приказываю тебе не есть.~ Михаил отвел взгляд, Андрей взахлеб закашлял, содрогаясь, а по– том опять успокоился.

– Что с ним? – подумал Михаил.– Отчего он так болеет?

Взгляд его скользнул опять к зайчатине. Ему подумалось о волчьих клыках, обнаженных и истекающих слюной, и в воображении увидел груду костей, начисто обглоданных и белых, как октябрьский снег. Желудок у него заурчал будто щенок. Он опять отвел взгляд от мяса. Оно было та– ким кровавым, таким… ужасным. Подобное никогда не могло попасть на золоченые блюда обеденного стола Галатиновых. Когда же он пойдет на– конец домой, и где его мама и папа? Ах, да. Мертвы. Все мертвы. Что– то крепко сжалось в его мозгу, как кулак с чем-то тайным, и больше он не мог подумать о своих родителях и сестре. Он уставился на зайчати– ну, и у него потекли слюнки.