Роберт МакКаммон - Час волка

Теперь пора было спать, набираться сил к предстоящему утру и ра– боте. Многое предстоит узнать, многого надо опасаться. Париж был кра– сивым капканом с зазубренными челюстями, который мог переломить и че– ловеческую и волчью шею с одинаковой легкостью. Майкл закрыл глаза, переходя от наружной тьмы к внутренней. Он слушал, как капает вода – кап… кап… кап… Он набрал до предела полные легкие воздуха, тихо выпустил его и отключился от этого мира.

Он сел и прислушался к тому, как вода капает со стен из древних камней. Зрение его застилали дремота и дурманящая лихорадка, но по– среди помещения тлел небольшой костер из сосновых веток, и при его красноватом свете Михаил увидел фигуру стоявшего над ним человека. Он сказал первое, что пришло ему в голову: – Папа?

– Я тебе не отец, мальчик.– Это был голос Виктора, говорившего с оттенком скрытого раздражения.– Ты меня так больше не называй.

– Мой… папа,– Михаил моргнул, стараясь вглядеться. Над ним возвышался Виктор, одетый в оленью шкуру с воротником из белого зай– ца, его седая борода спускалась на грудь.– Где… моя мама!

– Мертва. Все они мертвы. Ты об этом и сам знаешь; почему же ты упрямишься, зовешь духов?

Мальчик прижал руку к лицу. Он обливался потом, но внутри у него все было ледяным, будто снаружи его тела был июль, а в крови – ян– варь. Суставы его ломило, будто тупым топором перерубали ствол из же– лезного дуба.

Где я нахожусь? – думал он.– Папа, мама, сестра… где они?

К нему стали возвращаться из потускневшей памяти: пикник, вы– стрелы на поляне, тела, лежащие на обрызганной красным траве. И люди, гнавшиеся за ним, стук копыт, следующий за подростком по пятам. Вол– ки. Волки. Тут его сознание затуманивалось, и воспоминания убегали, как дети от кладбища. Но глубоко внутри своего сознания он знал, где находится – в лабиринтах белого дворца,– и знал, что человек, стояв– ший перед ним, словно король варваров, был и более, и менее, чем че– ловек.

– Ты с нами уже шесть дней,– сказал Виктор.– Ты ничего не ешь, даже ягоды. Ты хочешь умереть?

– Я хочу домой,– ответил Михаил слабым голосом.– Я хочу к маме и папе.

– Теперь твой дом здесь,– сказал Виктор.

Кто-то яростно закашлялся, и Виктор глянул своими пронзительными янтарными глазами туда, где, укрытая одеждами, лежала фигура Андрея. Кашель перешел в задыхающийся хрип, и тело Андрея выгнулось.

Когда звуки, порождаемые смертельной болезнью, затихли, Виктор обернулся к мальчику.

– Слушай меня,– приказал он и уселся перед Михаилом на корточ– ках.– Ты скоро заболеешь. Очень скоро. Тебе понадобятся все силы, ес– ли хочешь после этого выжить.

Михаил держался за живот, который вздулся и горел.– Я и теперь болен.

– Это еще что, будет гораздо хуже.– Глаза Виктора светились в красноватом свете как бронзовые монеты.– Ты – тощий доходяга,– резю– мировал он.– Разве твои родители не кормили тебя мясом?

Он не ожидал ответа, а схватил Михаила за подбородок искривлен– ными пальцами и задрал лицо мальчика повыше, чтобы на него попало больше света от костра.

– Бледный, как молоко,– сказал Виктор.– Ты не сможешь выдержать! Это уж точно.

– Выдержать что, сударь?

– Выдержать превращение. Ту болезнь, которая приближается к те– бе.– Виктор отпустил его подбородок.– Тогда можешь не есть. К чему понапрасну переводить вкусную еду? Тебе ведь и так конец, верно?

– Я не знаю, сударь,– сознался Михаил и вздрогнул от холода, пронизавшего его до костей.

– Зато я знаю. Я научился отличать сильные тростинки от слабых. В нашем саду слабых полно.– Виктор показал наружу, в сторону от поме– щения, и на Андрея накатился еще один приступ кашля.– Все мы рождаем– ся слабыми,– сказал Виктор мальчику.– Нам приходится учиться, как стать сильными, иначе мы гибнем. Это – элементарные факты жизни и смерти.

Михаил обессилел. Он подумал про тряпку на палке, которой, он однажды видел, Дмитрий мыл экипаж, и почувствовал себя таким же, по– хожим на эту швабру. Он опять лег на подстилку из травы и соснового лапника.

– Мальчик? – сказал Виктор.– Ты что-нибудь понимаешь в том, что с тобой происходит?

– Нет, сударь.– Михаил закрыл глаза и крепко зажмурил их. Лицо у него было как будто сделано из расплавленного свечного воска, в кото– рый он, бывало, опускал палец и смотрел, как он застывает.

– Они никогда не знают,– сказал Виктор, скорее самому себе.– Те– бе что-нибудь известно про микробы? – он опять обратился к мальчику.