Роберт МакКаммон - Час волка

Они проехали совсем недавние руины, где местное население с мрачными лицами и в мрачных одеждах копалось в развалинах. Языки пла– мени лизали упавшие балки, пожилая женщина рыдала, а старик пытался ее успокоить. Под покрывалами вдоль истрескавшейся мостовой были с немецкой аккуратностью ровно уложены тела.– Убийцы! – крикнула пожи– лая женщина, но смотрела ли она в небо или в сторону канцелярии Гит– лера в сердце Берлина, Майкл не мог определить.– Да накажет вас Бог, убийцы! – прокричала она, а потом опять зарыдала, прикрыв лицо ладо– нями, не в силах вынести вида развалин.

Далее перед фургоном простиралась картина уничтожения. По обеим сторонам улицы дома были взорваны, сожжены или просто разрушены. Сло– ями висел дым, слишком густой, чтобы ветер мог его рассеять. В небо торчала фабричная труба, но сама фабрика была словно бы раздавлена, как гусеница под кованым башмаком. Развалины здесь совсем перекрыли улицу, так что Гюнтеру пришлось искать другой путь к южной части Тем– пельгофа. Чуть западнее яростно ревел огромный пожар, к небу вздыма– лись красные языки. Бомбы, должно быть, падали этой ночью,– подумал Майкл. Мышонок сидел, осунувшийся, глаза у него были остекленелыми. Майкл хотел было коснуться плеча маленького человечка, но отвел руку. Сказать для утешения было нечего.

Гюнтер нашел названную Мышонком улицу и вскоре остановил фургон возле дома с указанным номером.

Стоявшие ярусами дома были из красного кирпича. Пожара здесь не было, зола остыла, ветер крутил ее у лица Мышонка, когда он слез с фургона и встал там, где были ступени к входной двери.

– Это не тот! – сказал Мышонок Гюнтеру. Лицо его было гладким от холодного пота.– Это не тот дом.

Гюнтер не отвечал.

Мышонок уставился на то, что прежде было его домом. Две стены и большая часть перекрытий рухнули. Лестница была страшно изуродована и шла по зданию наверх, как сломанный хребет. Возле обгоревшего по кра– ям пролома, где прежде была парадная дверь, располагался предупрежда– ющий знак: «Опасно! Проход запрещен!». На нем стояла печать инспекто– ра по жилым строениям нацистской партии. Мышонку ужасно захотелось рассмеяться. Боже мой! – подумал он. Я прошел такой длинный путь, а мне запрещают войти в собственный дом! Он увидел среди обломков дома осколки разбитой синей вазы и вспомнил, что в ней когда-то стояли ро– зы. Слезы стали жечь ему глаза.– Луиза! – закричал он, и звук этого страшного крика заставил Майкла вздрогнуть.– Луиза! Отзовись!

В поврежденном доме напротив, через улицу, открылось окно, из него высунулся старик.– Эй! – позвал он.– Кого вы ищите?

– Луизу Маусенфельд! Вы знаете, где она и дети?

– Все тела уже увезли,– сказал, пожав плечами, старик. Мышонок никогда его раньше не видел, в той квартире прежде жила молодая па– ра.– Пожар здесь был ужасный. Видите, как обгорели кирпичи? – Он для выразительности постучал по одному из них.

– Луиза… две маленькие девочки…– Мышонок зашатался, мир, же– стокий Ад, закружился вокруг него.

– Муж ее тоже погиб, где-то во Франции,– продолжал старик.– Так мне, по крайней мере, говорили. А вы – родственник?

Мышонок не смог произнести ни слова, но все же ответил: криком муки, эхом отдавшимся между остатками стен. А потом, прежде чем Майкл успел спрыгнуть с фургона и остановить его, Мышонок побежал по идущей зигзагом лестничной клетке, обгоревшие ступени трещали у него под но– гами. Майкл тут же бросился за ним, в царство пепла и тьмы, и услы– шал, как старик закричал: – Туда же нельзя! – а потом захлопнул окно.

Мышонок взбирался по лестнице. Левая нога у него провалилась на гнилой ступеньке, он выдрал ее и продолжил подъем.– Стой! – крикнул Майкл, но Мышонок не остановился. Лестничная клетка раскачивалась, кусок ограждения неожиданно оторвался и слетел вниз в кучу обломков. Мышонок на мгновение удержался, балансируя на краю, потом ухватился за перила с другой стороны и стал подниматься дальше. Он добрался до следующего этажа, примерно в пятнадцати футах над землей, и запнулся о груду обгоревших балок, еле держащиеся доски заскрипели под ним.– Луиза! – закричал Мышонок.– Это я! Я пришел домой! – Он вошел в анфи– ладу комнат, обрезанных обрушением части строения, обнажившим имуще– ство погибшей семьи: покрытую золой печь, побитую посуду и случайно оставшуюся целой чашку, чудом уцелевшую после сотрясения; то, что не– когда было столом из сосновых планок, теперь обгорело до ножек; кар– кас кресла, пружины торчали, как вывалившиеся кишки; остатки обоев на стене, желтые, как пятна проказы, и на них – светлые прямоугольники, где когда-то висели картины. Мышонок прошел по маленьким комнатам, зовя Луизу, Карлу и Люсиль. Майкл не мог остановить его, да и не было смысла пытаться сделать это. Он поднялся вслед за ним и держался к нему поближе, чтобы попытаться успеть схватить его, если он провалит– ся сквозь пол. Мышонок вошел туда, где была гостиная, в досках были прогоревшие места, где сверху падали горевшие обломки и проваливались ниже. Кушетка, на которой любили сидеть Луиза и девочки, теперь пред– ставляла собой путаницу обгоревших пружин. А пианино, свадебный пода– рок от стариков Луизы, было абстракцией из клавиш и струн. Но целым остался камин из белого кирпича, столько холодных вечеров согревавший Мышонка с его семьей. Уцелел и книжный шкаф, хотя в нем осталось лишь несколько книг. И его любимое кресло-качалка тоже выжило, хотя и сильно обгорело. Оно было все там же, где он его оставил. И тут Мышо– нок глянул на стену рядом с камином, и Майкл услышал, как он захри– пел.