Роберт МакКаммон: Моё!

Она всегда лелеяла надежду стать репортером в «Конститьюшн». Крутым репортером, с железными зубами и орлиными глазами. Она собиралась писать статьи, срывающие маски с расовой несправедливости, громить владельцев трущоб и обнажать греховность торговцев оружием. После трех лет нудного писания заголовков и редактирования статей других репортеров она получила свой шанс: ей предложили место репортера по столице. Ее первым поручением было описать перестрелку в жилом комплексе возле стадиона Брейвз.

Только вот о ребенке ей ничего не сказали. Ничего.

Когда все было позади, она знала, что не сможет сделать такого еще раз. Может быть, она струсила. Может быть, она обманывала себя, думая, что сумеет справиться с этим как мужчина. Но мужчина не сломался бы и не заплакал. Мужчину не стошнило бы прямо перед полицейскими офицерами. Она припомнила визг электрогитары, как она грохотала над автостоянкой. Была жаркая, влажная июльская ночь. Кошмарная ночь, она до сих пор видела ее в своих самых худших снах.

Тогда ее поставили на светскую хронику. Ее первым заданием было описание бала звезд.

Она взялась за эту работу.

Лаура знала других репортеров, мужчин и женщин, которые хорошо делали свою работу. Они обрушивались на подавленных горем родственников жертв авиакатастроф, тыкали микрофоном им в лица. Они посещали морги, чтобы подсчитать отверстия от пуль в телах, или стояли в мрачных лесах, пока полиция собирала по кускам жертвы убийств. Она видела, как они стареют и опускаются, пытаясь понять смысл в этом ужасе бойни, и она решила держаться светской хроники.

Это было безопасное место. И когда она стала старше, то поняла, что безопасные места трудно найти, и если еще и деньги хорошие платят, чего еще человеку желать?

На ней был темно-синий костюм, вполне соответствующий пег стилю тем, что были на деловых женщинах в ресторане, хотя фасон учитывал ее беременность. На стоянке ее ждал серый «БМВ». Ее муж, с которым она жила уже восемь лет, работал биржевым брокером в «Мерилл Линч» в деловой части Атланты, и на двоих они зарабатывали свыше ста тысяч долларов в год. Она пользовалась косметикой «Эсти Лаудер» и покупала все принадлежности в стильных бутиках Бакхеда. У нее были своя маникюрша и педикюрша, своя сауна и массажист. Она ходила на балеты, в оперу, в художественные галереи, на открытия выставок, и почти всегда одна.

Потому что Дуга отбирала его работа. И в «мерседесе» у него был радиотелефон, и когда он находился дома, то постоянно звонил или отвечал на звонки. Все это было, конечно, камуфляжем. Они оба знали, что дело не только в работе. Они заботились друг о друге, как два старых друга, которые вместе борются с превратностями судьбы, но любовью это никак было не назвать.

– Так как поживает Дуг? – спросила Кэрол. Ей давно уже была известна правда. Трудно скрыть правду от кого-нибудь такого востроглазого, как Кэрол. В конце концов они оба знали много других пар, для которых совместная жизнь была формой финансового партнерства.

– Чудесно. Много работает. Я его почти не вижу, кроме как по воскресеньям утром. По воскресеньям днем он начал играть в гольф.

– Ведь появление ребенка изменит это, как по-твоему?

– Я не знаю. Может быть. – Она пожала плечами. – Он так взволнован из-за ребенка, но… Кажется, он еще и напуган.

– Напуган? Чем?

– Переменами, по-моему. Кто-то новый появится в нашей жизни. Это так странно, Кэрол. – Она положила руку на живот, где жило ее будущее. – Знать, что внутри меня есть человеческое существо, которое, будь на то Господня воля, будет жить на Земле еще долго после нас с Дугом. И нам надо будет научить это существо, как думать и как жить. Такой ответственности пугаешься. Это как… Словно мы до сих пор всего лишь играли во взрослых. Ты понимаешь?

– Еще как понимаю. Вот почему я никогда не хотела детей. Это чертовская работа – растить детей. Одна лишь ошибка – и бабах! Ты получаешь либо слабака, либо тирана. О Господи, не понимаю, как это люди в наши дни заводят детей. – Она сделала большой глоток «шардоннэ». – Я так думаю, что мать из меня никакая. Я даже щенка не могу научить проситься на улицу.

Что правда, то правда. Шпиц Кэрол не испытывал ни уважения к восточным коврам, ни страха перед свернутой в трубку газетой.

– Надеюсь, я хорошая мать, – сказала Лаура. Она почувствовала, как вот-вот сядет на какую-то внутреннюю мель. – Очень надеюсь.

– Ты будешь отличной матерью, не волнуйся. Ты именно такая.