Роберт МакКаммон: Моё!

Улыбающееся лицо осталось на ней. Она выглядела моложе своего сорока одного года, но в углах глаз пролегли глубокие морщины. И длинные волосы уже не были светлыми, как летнее солнце. Они стали темно-каштановыми с проседью. Перед тем как отправиться на работу, она соберет их в тугой пучок. Лицо ее было квадратным, с сильными челюстями, но она может заставить его выглядеть слабым и испуганным, как у коровы, которая стоит в длинной очереди на убой и чувствует, как разбивают черепа впереди. Стоит ей захотеть, и она изобразит из своего лица, что только придумает. Будет молодой или старой, робкой или наглой. С равной легкостью она может сыграть роль стареющей калифорнийской девушки или неотесанной деревенщины. Может ссутулить плечи, как перепуганное чмо, а может выпрямиться во весь свои полный рост амазонки – и пусть только какой-нибудь гребаный сукин сын попробует встать у нее на дороге. Все дело в постановке фигуры, а она не зря ходила в актерскую школу в Нью-Йорке.

Ее настоящее имя было совсем не то, что стояло на водительских правах штата Джорджия, в библиотечной карточке, на счетах за кабельное телевидение или любой почте, которая поступала в ее адрес. Ее настоящее имя было Мэри Террелл. Она помнила, как ее называли, когда они передавали друг другу самокрутки с марихуаной и дешевое красное вино и пели песни свободы: Мэри Террор. ФБР разыскивало ее за убийство с весны 1969 года. Сержант Пеппер был мертв. Солдат Джо продолжал жить. Президентом был Джордж Буш, кинозвезды умирали от СПИДа, дети курили наркотики в гетто и пригородах, мусульмане взрывали авиалайнеры в небесах, в музыке правил стиль рэп, и никому больше не было дела до Движения. Это была сухая и пыльная вещь, как воздух в гробницах Хендрикса, Джоплина и Бога. Она позволила своим мыслям увлечь ее на предательскую территорию, и эти мысли угрожали улыбке на ее лице. Она перестала думать о мертвых героях, о горевшем поколении, которое делало бомбы с кровельными гвоздями и подкладывало их в залы собрания корпораций и оружейные склады национальной гвардии. Она перестала думать, чтобы ее не охватила та страшная печаль.

Шестидесятые годы умерли. Выжившие продолжали хромать по жизни, обрастали костюмами, галстуками и брюшками, лысели и запрещали своим детям слушать этот сатанинский хэвиметал. Часы Эры Водолея повернулись, на место хиппи пришли яппи. «Чикагская семерка» состарилась. «Черные пантеры» поседели. «Грэйтфул дед» выступали по ТВ, а «Аэроплан», превратившись в «Звездный корабль», вознесся до рейтинга «топ-сорок».

Мэри Террор закрыла глаза, и ей показалось, что она слышит шум ветра, посвистывающего в руинах.

«Мне нужно, – подумала она. – Мне нужно».

Одинокая слеза медленно поползла вниз по ее левой щеке.

«Мне нужно что-то только мое».

Она открыла глаза и поглядела на женщину в зеркале. Улыбка! Улыбка! Ее улыбка мгновенно вернулась на место.

– Спасибо, сэр. Не желаете ли к бургеру пепси со льдом?

Но в глазах оставалась жесткость – трещинки в маскировке. Это придется доработать.

Она сняла свое расшитое платье, где от судорожного движения руки расплылось пятно от яблочного пюре, и поглядела в тусклом свете на свое обнаженное тело. Ее улыбка растаяла и исчезла. Тело было бледным и расплывшимся, обвисшим на животе, на бедрах и ляжках. Груди с серовато-коричневыми сосками обвисли, как пустые мешки. Взгляд ее застыл на сетке старых шрамов, крест-накрест покрывших живот и правое бедро, гряды соединительной ткани, змеившихся к темному гнезду между ляжками. Она провела пальцами по шрамам и почувствовала их суровость. Но внутри у нее, она знала, были шрамы похуже. Они уходили глубоко и изрезали душу.

Мэри вспомнила свое молодое и упругое тело. Он не мог рук оторвать от нее. Она припомнила его жаркие удары изнутри. Они накачивались кислотой, и любовь продолжалась вечно. Она припомнила свечи в темноте, запах клубничного аромата и звуки «Дорз» – божественной группы – из плейера.

«Давным-давно это было», – подумала она. Нация Вудстока превратилась в поколение пепси. Большинство бывших вне закона вынырнули на поверхность за воздухом, получили свой срок в клетках политического перевоспптания, надели костюмы этого трахающего мозги государства и присоединились к стаду скота, марширующего на скотобойню.

Но не он. Не Лорд Джек.

И не она тоже.

Под этой мягкой и распухшей от готовой пищи оболочкой она все еще была Мэри Террор. Мэри Террор спала внутри ее тела, грезя о том, что и как могло бы быть.