Иннокентий Соколов - Бог из глины

Сергей ударил кулаком по столу.

— А дальше что? Что дальше, я тебя спрашиваю, ты подумала?

(Глупая жирная сука, что упорно не желает видеть дальше своего носа…)

— Или ты хочешь, чтобы ребенок был лишен самого необходимого? Тех денег, что остались у нас, хватит на полгода, максимум на год, а потом что?!!

Надежда тихонько заплакала. Слезы падали на тарелку, разбивались на белом фарфоре, оставляя большие прозрачные кляксы неисполненных желаний.

Сергей отвернулся, слезливая женина физиономия вдруг стала ему противна. Он тоскливо посмотрел на Рождественский стол и понял, что вся атмосфера праздника испорчена.

(Загублена этой дрянью, которая вообразила себе, что, может решать, кто в семье хозяин…)

Он встал из-за стола и направился к выходу.

— Сереж… ты куда?

Идиотские вопросы супруги иногда просто загоняли его в тупик.

— Телик посмотрю — буркнул он, не поворачиваясь.

Поднимаясь по ступенькам, Сергей размышлял над тем, что судьба порой бывает чертовски несправедлива. Кто-то пьет счастье большими глотками, отвлекаясь только на разные сумасбродные желания, а кто-то вынужден терпеть рядом присутствие толстой дуры, которая почему-то решила, что просто осчастливит его, если разродится орущим, беспомощным существом, способным лишь пачкать пеленки, требуя особого внимания.

Сергею как-то не улыбалось проводить бессонные ночи, качая колыбель. Он не был пока готов почувствовать себя отцом. К тому же рождение ребенка накладывало некую ответственность на родителей, и кое-кто не собирался это понимать, в отличие от него.

Была еще одна причина, по которой Сергей не испытывал ни малейшего желания потакать глупым капризам супруги. В последнее время тело жены стало еще более полным. Когда он смотрел на отекающие бедра супруги, украшенные шрамами целлюлита, сразу пропадало всякое влечение. Их отношения в постели стали напоминать тягостную семейную обязанность, к которой нужно относиться как можно серьезно, и терпеливо дожидаться конца этой не особо приятной процедуры.

Такой себе пятиминутный вжик-вжик. Закончив, Сергей отворачивался и мгновенно засыпал. Надежда некоторое время лежала неподвижно, рассматривая потолок, слушая умиротворенное сопение мужа.

Вот и все счастье.

Как только Сергей представлял себе, как и без того, полная супруга обзаведется еще и огромным животом в придачу, ему становилось не по себе.

— Нет, детка — прошептал он сам себе под нос — обойдемся пока тем, что есть.

(И это верное решение…)

Сергей поднялся наверх, прошел мимо двери ведущей на веранду (зимой там было довольно холодно — из-за огромных окон), прошел по коридору и остановился у входа в библиотеку. Разведя шторы руками, вошел в темную комнату. Щелкнул выключателем.

Два книжных шкафа, старая пружинная кровать (ей здесь явно не место, нужно будет убрать ее отсюда, — подумал Сергей), большой стол.

Сергей остановился у одного из шкафов. Высокие коричневые переплеты без названия. Он открыл шкаф, и наугад вытащил один из томов. Это оказалась довоенная подшивка "Огонька", переплетенная, очевидно дедушкой. Он сел за стол, и принялся листать пожелтевшие от времени страницы.

Вот большая, на всю страницу фотография. Участники какого-то там дремучего Партсъезда. У одного из позирующих не было лица. Кто-то старательно замазал его зелеными чернилами.

Гм, кто же это может быть?

Сергей принялся водить пальцем по фамилиям, напечатанным снизу, под фото, и наткнулся на маленький, чернильный прямоугольник. Кто-то видимо не хотел, чтобы оставалось хоть малейшее напоминание об этом человеке. Сергей хмыкнул, и полез в стол. В одном из ящиков обнаружился окаменевший ластик.

Он начал тереть зеленый прямоугольник, и остановился только тогда, когда протер страницу до дыр.

Стоп, так не пойдет.

Сергей осторожно, круговыми движениями, стараясь не нажимать на ластик, принялся оттирать пятно, пытаясь увидеть черты лица неизвестного.

Кто же был в опале, в те годы? Тяжело сказать наверняка. Дата на журнале была знаменательна тем, что в тот период, практически каждый второй, из тех, чье лицо печатали на обложках газет и журналов (в том числе и в "Огоньке"), оказывался то врагом народа, то агентом империалистической разведки.

(Может быть Берия? — да нет, это было вроде бы потом, после войны, тогда кто?)

Чернильное пятно сдавало позиции с неохотой. Сергей увидел, как сквозь зеленые чернила проступают очертания лица. Что-то знакомое чудилось в этих скулах, да и нос, напоминал….