Иннокентий Соколов - Бог из глины

— У вас все в порядке. Не вижу никаких отклонений…

Сережка не знает еще, что означают эти слова, очевидно, что-то хорошее, судя по тому, как облегченно вздыхает мама. Но она тут же подхватывается, начинает быстро говорить. Сережка выхватывает обрывки фраз.

— …почти без сознания… упал, где стоял…

Доктор что-то отвечает. Сначала спокойно, затем все более раздраженно. Потом они уходят. Сережка провожает взглядом трехэтажное здание городской больницы, не веря своему счастью.

(Хей, парнишка — ты сегодня легко отделался, но на твоем месте я бы не сильно огорчался по этому поводу…)

Голос в голове, он бубнит тихонечко, и Сережке кажется, что это он разговаривает сам с собою. Это иногда происходит с ним, и Сережка уже привык к назойливому голосу, и старается не обращать на него внимания…

Картинки жизни — их много в альбоме. Перелистывая потертые страницы, стоит только увлечься — они запестрят в глазах, меняясь с невероятной скоростью, словно кадры кинопленки. Как разноцветная чепуха внутри трубы калейдоскопа, что образует причудливые рисунки, многократно отражаясь в зеркалах.

В тех далеких, манящих деньках было много всего — столько, что и не упомнить. Но если постараться, напрячь память, всегда можно откопать что-нибудь стоящее, интересное.

То, что будет непохоже на остальное, и будет выделяться, стоять особняком…

Было бы желание и время возиться с этими затертыми, изъеденными молью воспоминаниями.

Впрочем, кто сказал, что они не стоят ничего? Разве что тот, кто ни черта не смыслит в жизни. Не будем же уподобляться этим безумцам, ибо впереди нас ожидает много интересного.

Этот альбом не похож на другие. Его содержимое гораздо интереснее, чем дешевые подделки, которыми пестрят чужие альбомы, оно имеет свою цену, так же как имеют цену воспоминания, что однажды накрывают теплой муторной волной, когда запах голубиного помета, врывается в ноздри, наравне с ароматом пыли и тлена, на чердаке старого дома, и стоя в темноте, ты понимаешь, что все впереди — волнующие мгновения осознания своего предназначения, все эти тревожные минутки, когда сердце бьется не в такт усталым мыслям, и грудь судорожно вздымается, не в силах сладить с охватившим волнением. О, эти долгожданные секунды, как же хочется растянуть их в столетия, но время неумолимо в своей деловитой суете, и на смену легким касаниям страсти приходит глубина ощущений, и все становится на свои места, пусть не сразу, но рано или поздно, и от тебя потребуется лишь приложить хоть немного усилий, чтобы обуздать непокорные обстоятельства, подчинить их своей железной воле. Пускай даже для этого придется вправить кое-кому мозги, но так даже лучше, когда все идет, так как должно идти, ибо только время имеет смысл, и те усилия, что окажутся потрачены на благое дело, возместятся сторицей, поверь, малыш…

Сережке не хочется спать, но он нырнул под теплое одеяло, накрылся с головой. Он ждет. Колокольчики висят над дверью, и они готовы разразиться серебряным звоном. О, это волшебное время. Разные разности и серебряная пыль полуночи, они верные союзники, так же как и пыль под кроватью, как темнота в углах спальни. Стоит только задремать, и…

Колокольчики разрываются от звона. Дверь почти слетает с петель. Это пришел он!

Отец некоторое время стоит в прихожей, пьяно щурится, пытаясь сообразить, где он находится. Мама суетливо хлопочет возле него, пытаясь раздеть, но больше мешает, вызывая гнев.

Сережка почти ощущает, как клубится раздражение, исходит темными волнами, проникая сквозь стены. Это как струна на гитарной деке — руки музыканта неумело натягивают ее, даже не предполагая, что рано или поздно она лопнет с оглушительным звоном, и стальная нить разрежет нежную плоть, взрываясь от напряжения.

Отец наливается яростью, яркой, слепящей, отчего Сережке хочется закричать:

— Уходи, разве ты не видишь? Он сейчас лопнет, взорвется, разлетится малюсенькими кусочками, несущими смерть. Мама, уходи скорее, уходи же!

Но вместо этого он только глубже ныряет под одеяло. Если захотеть, можно представить что там снаружи, нет никого, только темнота, только тишина. Сон и покой.

Он закрывает глаза, и старается не дышать.

Там, в прихожей не его отец. Это злое отвратительное существо, оно пришлое неведомо откуда, чтобы мучить, терзать. Оно питается чужим страхом, слезами, горем.

Оно плохое, плохое!

Сережка тихонько поскуливает, запах гари слышен даже под одеялом. Где-то там, расплываются очертания комнаты, и сквозь них проступает неизвестность…