Андрей Попов - Дверь в сказочный ад

– Я соскучилась по Лули, где она?

– Где наша хозяйка Лули? Она обещала переодеть меня в новое платье.

– Мистер Айрлэнд, вы не видели Лули?

– Почему она так долго со мной не играет? Я ей надоела?

Приблизительно десять секунд реального времени я наблюдал за происходящим в комнате и задавал себе один вопрос: «и почему я этому не удивляюсь?» . Потом раздался грохот. В двери образовалась огромная трещина, а миниатюрный замок лишь чудом не распахнулся. Все куклы завизжали. Я прекрасно знал: еще один такой удар, и дверь вылетит шарнирами вперед. Поэтому не стал ждать, сам ее резко распахнул и принялся хватать с полок кукол, бросая их в зверей.

– Нате! Подавитесь!! Твари!!

Куклы вздрагивали и кричали, как только я к ним прикасался. Одна из них находилась уже в зубах у свиньи, дергая своими маленькими ручонками. По-моему, звери сперва несколько опешили. Они и впрямь приняли их за лакомство, принялись разжевывать, обнюхивать, отрывать им головы. А куклы плакали словно грудные младенцы. После взревел бегемот:

– Господа, это совсем невкусно! У меня от этого разболится живот! Я хочу мяса! Настоящего мяса!

Последнее, что я увидел перед глазами: это огромная пасть с рядами голодных зубов… Больше света в мире не существовало. Это была самая мучительная смерть: не просто грубое поедание моего тела, а смерть с настоящим садизмом и изощренными пытками. Смерть, по сравнению с которой ад покажется прохладой, гильотина — развлечением, а дыба — спортивной гимнастикой. Мой собственный рев и рев зверей слились воедино, в общую ипостась кровавой гекатомбы. Они кромсали мою плоть медленно, маленькими кусочками — со вкусом, с изяществом, с профессиональным смаком, как гурманы разделывают любимый деликатес. Я тысячи раз сходил с ума и тысячи раз порывался выскочить из своего тела. Хотелось стать Никем и раствориться в Нигде…

На этот раз смерть явилась ни с неба от Создателя смертей, ни снизу, где обитает ад, ее хранилище. Она вышла из меня, как созревший плод. Как младенец, которого я рожал в Величайших Муках.

И длилось это целую вечность.

Я опять проснулся…

Открыл пустые глаза, и мир отразился в них, как в холодном, не способном к осмыслению осколке зеркала. Вернее, не мир, а его малая часть: стены моей спальни с бестолковым художеством на гобеленах, бледный потолок и… тот же самый маленький паучок. Жизнерадостно дергает лапками. А может, корчится в предсмертных судорогах? Какая разница. Кровать подо мной вся мокрая от пота. Смертоносные солнечные лучи отравили воздух ядом утреннего торжества. Руки по-старчески тряслись. А перед взором еще долго плясали образы взбесившейся ночи.

Первая мысль: бежать! Бежать отсюда, куда глаза глядят! И никогда больше не возвращаться в этот замок, где все живое и неживое посходило с ума. Где люди лишь играют роль людей, а мебель и стены — не более, чем декорации, легкие, плоские, вырезанные из кусков картона…

Я отлично помнил, что вчера НЕ ЛОЖИЛСЯ СПАТЬ!

Тогда почему я опять в кровати?

А может…

Черт, бредить, так бредить! Может я и не просыпался?

Мой взгляд подозрительно скользнул по стенам, прощупал комнатную мебель, осмотрел собственное тело, затем устремился в окно, за которым жизнь беспечно продолжала существовать. Сомнений нет: это моя спальня и ничто иное. Наспех одевшись, я выбежал на лестницу, где чуть не столкнулся с миссис Хофрайт.

– Как вам сегодня спалось, мистер Айрлэнд?

Издевается?.. Пытался прочесть по ее взгляду, но он был пуст. Не удостоив ее ни единым словом, я закричал:

– Голбинс!

Минута, две, три… Что за проклятие, он обычно появляется прежде, чем я успеваю произносить ее имя.

– Голбинс!!

Дворецкий вынырнул из царства нижних этажей и спешно приблизился.

– Извините, сэр, я распоряжался насчет вашего завтрака.

Опять эта лакейская маска вместо лица и механически шевелящиеся губы.

– К чертям завтрак, Голбинс, немедленно найдите и приведите сюда моего кучера Мэтью!

Когда Мэт уже находился рядом и преданно смотрел мне в глаза, я взял его за плечи и медленно спросил:

– Будь любезен, объясни, что произошло?

Долгое молчание… Казалось, он обдумывает ответ, но он вдруг задал собственный вопрос, причем, самый идиотский из всех ожидаемых:

– Когда?

Удивляюсь, почему он не добавил: «А как вам спалось?» . Это был бы самый шик нервотрепки. Мне пришлось подавить внутри сильный порыв заехать ему по физиономии, но понимая, что это никогда не поздно, я терпеливо уточнил: