На следующий день она опять упала в обморок. Врач – пожилая женщина, осмотревшая ее, поджала губы:
– Ну конечно. Она беременна.
Неизвестно, что спасло Милу от расстрела. Впрочем, ее сокамерница – беззубая воровка лет сорока – сразу сказала:
– Не бойся, девка. Пузатых к стенке не ставят. Советска власть не позволяет…
Мила получила семнадцать лет. Еще не родившийся сын спас ей жизнь.
Родила она в пересыльной тюрьме перед самым этапом и поэтому в лагерь попала не сразу. Три с половиной месяца она провела в тюремной больничке с крохотным, пищащим комочком. Перед новым этапом ребенка у нее отобрали.
– Не беспокойтесь, осужденная, – сказали ей. – Государство позаботится о вашем сыне. Он будет воспитываться в детском доме номер пять имени Эрнста Тельмана и вырастет достойным гражданином нашей советской Родины. У нас дети за родителей не в ответе!
Дрожащей рукой Мила вывела на куске клеенки: «Григорьев Борис, род. 20 сентября 1939 г.», – и подумала: «Лучше бы меня расстреляли…»
В лагере она жила мыслями о сыне, о своем маленьком Боре – живом свидетельстве ее единственной любви, ее настоящего, но такого короткого счастья.
«Бедный мальчик , – думала она с тревогой, – он сохранил мне жизнь, но потерял детство… С самого рождения его лишили тепла и любви!»
Каждый год, каждую дату она мысленно сверяла с жизнью своего сына.
«Сегодня Боре годик… С днем рождения, малыш!..», «Москву бомбят… Борю, наверно, увезли в безопасное место…», «С Днем Победы, мой мальчик… Пусть небо над тобой всегда будет мирным и солнечным…», «Хочу, чтобы ты никогда не увидел кровь, чтобы тебе никогда не пришлось убивать…», «Мой любимый первоклассник! Учись прилежно и будь таким же умным, как твой отец…», «Боренька, интересно, какие у тебя таланты? Может быть, ты станешь врачом? Или художником? А может, писателем?..», «Нашел ли ты свою первую любовь? Любовь, мой мальчик, – это самое главное и самое прекрасное чувство на свете…», «Я люблю тебя…», «Боря, когда-нибудь ты узнаешь, что ты – наследник рода Липгардтов…», «Боренька, это я, твоя мама. Я никогда не забывала о тебе… Я живу ожиданием нашей встречи. Уже скоро… Потерпи еще чуть-чуть, мой хороший».
Весной 1956 года Мила вышла из вагона на перрон Казанского вокзала в Москве.
Весело дзинькнул на повороте трамвай 7-го маршрута и, громыхая, покатил под мост, мимо гостиничной высотки, по Каланчевке, по переулку, названному Безбожным, – на Мещанскую улицу.
Мила ехала по адресу, который она знала наизусть, – туда, где семнадцать лет назад находился детский дом имени Эрнста Тельмана.
– Садитесь, бабушка, – услышала она над самым ухом и вздрогнула.
Девочка-пионерка с двумя озорными косичками смотрела на нее сочувственно и вместе с тем равнодушно.
Мила совсем забыла, что к своим сорока трем годам превратилась в старуху. Ее когда-то прекрасные волосы стали совершенно седыми, а на лице лежала печать усталости и горя.
– Спасибо, девочка, – вздохнула она. – Я насиделась…
Из детского дома ее направили в районный отдел образования, а оттуда – в Государственный архив.
Вечером того же дня она снова была на Казанском вокзале. Без труда купив билет до Ташкента, она присела на лавочку в зале ожидания и посмотрела на часы. До отбытия поезда оставалось еще пять часов. Она спокойно могла прямо сейчас выйти на площадь, нырнуть в метро и через двадцать минут быть на станции «Проспект Маркса». Угловой дом, от которого берет свое начало улица Горького, наверное, и сейчас привечает гостей, знакомит влюбленных, чарует и соединяет сердца. А может, и разлучает навсегда.
Еще в лагере Мила сотни раз представляла себе, как придет в «Националь», посидит за столиком в кафе на первом этаже, потягивая игристое вино, поднимется в 215-й номер и небрежно объяснит удивленным постояльцам: «Здесь находится фамильная реликвия моей семьи…», потом пройдет несколько метров по коридору, остановится перед дверью с тремя проклятыми двойками и…
…Мила так и просидела все пять часов на деревянной скамье в зале ожидания Казанского вокзала.
В Ташкенте она первым делом отправилась в горисполком. Оттуда – в районный хокимият [21] .
Спустя два дня Мила разыскала семью Максуда Хаитова.
На третьем этаже кирпичного дома ее встретил седой, но еще крепкий мужчина с загорелым лицом и грустными, добрыми глазами. Он внимательно выслушал историю несчастной женщины и даже несколько раз прослезился. Потом встал из-за стола, подошел к окну и вздохнул:
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу