Дмитрий Герасимов: Как мы мыслим. К основам христианского мышления

© Дмитрий Герасимов, 2017

ISBN 978-5-4483-1812-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Хорошо известный тезис Н. А. Бердяева об антиномичности познания русского бытия в силу внутренней противоречивости последнего, вынесенный в качестве эпиграфа настоящей статьи, отличается несомненной интуитивной истинностью и соответственно определенной методологической значимостью. И все же, фиксируя действительную сложность познания феномена русской культуры, он, на наш взгляд, не дает удовлетворительного ответа на вопрос о сущности и причине данного противоречия. Как представляется, происходит это вследствие неявного смешения онтологического и гносеологического в проблеме культуры вообще (не только русской).

Гносеологически, в соответствии с исходным – кантовским – пониманием природы антиномий, следует различать два подхода к осмыслению культуры. Рациональный , или объективный, реализуется в рамках предметного мышления, предустанавливающего исходные формы постижения действительности. Ему противоположен, ценностный , или субъективный подход, отличающийся интуитивностью и внерассудочностью своих форм познания. Иными словами, антиномично не то, что мы видим в культуре, но противоречиво само наше видение культуры. Причем, противоречие между разными способами познания культуры не есть уже гносеологическое противоречие – антиномия в собственном смысле слова, но есть именно онтологическое противоречие, поскольку различие между способами познания обусловлено различием между объектами познания – разными уровнями бытия самой культуры. Если оба похода – рациональный и ценностный – имеют основания в условиях бытия культуры, то это значит, что и источник их конфликта (антиномии, теперь уже в бердяевском смысле) следует искать тоже в недрах бытия самой культуры.

Культура по определению есть творчество, возделывание человеком себя. И это творчество всегда есть историческое делание. Возделывание предполагает временную протяженность. Раскрытие творческой природы происходит во времени и истории. Но любой, пусть даже самый малый акт культурного творчества уже содержит в себе момент освобождения от власти истории и времени, ибо он утверждает себя как нечто, что ценно само по себе и вне его отношения к какому-нибудь месту и времени. Творческий акт в своей действительности есть акт свободы, акт утверждения предельной онтологической независимости человека от всепоглощающей и необходимой власти бесконечной временной перспективы. Это «другая земля» и «другое небо», реально присутствующие наряду с историческим временем. Культура есть исхождение из истории в действительность, или подлинность как уникальное и неповторимое, в то, что в открытом опыте человеческой жизни выпадает из рамок всеобщих, «исторических» закономерностей. Культура есть поэтому обратимость истории .

Дуализм подлинности как конца и истории как бесконечного продолжения, дуализм «горнего» и «дольнего» лежит в основе существования культуры. Ее бытие открывается уникальными духовными прорывами («очагами культуры»), в которых действительность таинственно пересекается с историей и как бы прерывает ее поступательное линейное развитие, обнаруживая в ней не только горизонтальное (имманентное), но одновременно и вертикальное (трансцендентное) измерение. Но в этом же сокрыта и основная проблема культуры, ибо не в отрицании только истории и всего исторического, а в преображении истории – подлинный смысл и жизненный нерв всякой культуры, тем более жизненный, чем более определена в ней трагическая разделенность между подлинностью и историей, их взаимная несводимость и противоположность. Это то, что образует внутренний «крест» культуры, ибо «вертикаль» ее есть не что иное, как те