Дмитрий Герасимов - Как мы мыслим. К основам христианского мышления

Индивидуальный конфликт в сознании при наличии родового единства в бытии (т.е. гносеологический дуализм в сочетании с онтологическим, или метафизическим, монизмом) – это и есть определяющая формула, «святая святых» языческой религиозности. Чувство, которым язычество открывается как религия и которым оно исчерпывается как религия , – чувство вины за сам факт своего существования («бытия») – не есть переживание, полученное из опыта, из откровения , но чувство рационально опосредованное , укоренное в предвзятом смысле . Отныне чтобы «быть», т.е. «быть в истине», необходимо (и достаточно) изменить свое сознание . Любые же позитивные изменения, вообще-то говоря, по идее возможны только в одну сторону – в сторону отождествления индивидуального сознания с сознанием «всеединым», или абсолютным, т.е. с родовой формой мысли. Это и есть основной алгоритм обыденного мышления 7 7 М. Хайдеггер, как один из наиболее талантливых современных реаниматоров языческого мироощущения, низведший метафизику до различения (т.е. в представлениях , в пределах мыслимого) бытия и сущего (с включением в это различение человека), тем самым лишь воспроизвел вырастающую из данного типа сознания и строго соответствующую ему «метафизику» – метафизику наивного мышления (как самосознающей себя обыденности). Архаичность и повсеместная распространенность («универсализм») последней яснее всего выражены в хайдеггеровском положении о неустранимости (т.е. природной необходимости) «метафизики». См.: Хайдеггер М. Время и бытие. М.: Республика, 1993. С. 171. . Языческий путь к сакральному и священному (независимо от того, что это – оргия на майскую ночь Ивана Купалы или «геометрия» в платоновском смысле) – это всегда путь элиминации опыта как встречности бытия 8 8 Платонический Эрос (аналогично бхакти в ведической традиции) не просто исключает взаимность человеческих отношений, их личностный характер, но и активно подавляет, «сублимирует» всякую встречность , всякую независимость человека от «мира», всякую нравственность и самобытность его; напротив, безответность , замкнутость на себя, предельный аморализм («космизм») и, так сказать, метафизический гомосексуализм есть условия эротического. (прежде всего чувственности, отсюда – рационально обоснованное «умерщвление плоти», скопчество, различные виды религиозного самоубийства и т.п.) и выделения априорных, существующих от века в какой-нибудь «Гиперурании», неподвластных никаким изменениям (sub specie auternitas), «чистых» форм мышления. Вот почему, к примеру, нет особой нужды выяснять, знал ли «народный мыслитель» Г. С. Сковорода подлинного Платона или же он был всего лишь морализирующим еретиком от христианства, как уничижительно отзывался о нем Г. Г. Шпет 9 9 Шпет Г. Г. Сочинения. М.: Правда, 1989. С. 83 и далее. . Достаточно простого указания на обыденные (априорные) источники мысли, поскольку и в том и в другом случае именно они определяют собой все философские построения данного мыслителя.

Поскольку миф есть такая форма мысли, которая совпадает со своим содержанием, постольку любой миф «иносказательно» (на допонятийном уровне) повествует прежде всего о том, как работает наша мысль (в ее естественном, неосознанном состоянии). Однако, существуют мифы, в которых завеса иносказательности спадает, обнажая и выводя на свет «естественного разума» (lumen naturale) самую что ни на есть его «чистую» форму – это мифы об антропосе . Ведийский Пуруша, китайский Паньгу, скандинавский Имир, Адам в апокрифическом стихе о «Голубиной книге» и т. д. суть прямые и наиболее отчетливые персонификации родовой мистики наивного мышления. Антропоморфизм архаичного, родового сознания есть следствие его «монадности» – необходимой, обусловленной самим бытием в мире, сокрытости его в мышлении и невозможности в связи с этим иначе «вычленить» единичного субъекта из мира объектов, как только отождествив его с этим «миром», который apriori есть мир безлично-родового, несвободного мышления. Так, согласно древнекитайской мифологии, все существующее («бытие») в своем генезисе возводится к первому человеку на земле – первопредку китайцев Паньгу. В средние века миф о Паньгу аналитически детализируется и уточняется: смерть Паньгу, а мы бы сказали – пресуществление отдельных частей его тела дает начало конкретным космологическим явлениям и элементам рельефа. Дыхание становится ветром, левый глаз – солнцем, правый – луной, четыре конечности – четырьмя пределами земли, кровь – реками, пот – дождем и росой и т. д. По смерти Паньгу паразиты , жившие на его теле, превращаются в людей. Учитывая специфику обыденного мышления, смерть Паньгу нельзя мыслить как событие отдаленное во времени, но напротив – как актуально присутствующее в реальном времени, поэтому в позднем религиозном даосизме как самосознающей себя обыденности Паньгу и приобретает свой окончательный статус вечного и неуничтожимого божества .