Ли Майерс: BRONZA

«Неужели слова этой потрескавшейся от сала вонючки, от которой и пепла-то не осталось, так сильно задели Марка? Подумаешь, приняла их за любовников… Вот он бы не стал заморачиваться на этом! На все сто!» – юный философ бросился догонять друга, ушедшего далеко вперед.

Метрдотель глянул на часы. Он и так достаточно тянул время. Пора было закрываться. Обычно эта парочка ужинала поздно, появляясь к закрытию ресторана, но сегодня ребята что-то сильно запаздывали. Приятный молодой человек и хорошенький подросток, такие вежливые, воспитанные, – они нравились ему. Особенно его умиляла забота младшего о старшем. Поэтому он всегда старался оставлять для них на десерт что-нибудь вкусненькое. Но не сегодня.

В номере Марк бросил пальто на кресло, оно упало на пол. Пиджак постигла та же участь. Скинув туфли, он плюхнулся на застеленную покрывалом кровать, ослабил узел галстука, заложил руки за голову и уставился в потолок.

«Он что, думает, что он – змея?» – ворчал про себя Имонн, собирая за ним по всему полу разбросанные вещи. Сердце воина и душа лентяя – в этом был весь Марк. Потому что в повседневной жизни (во всем, что не касалось охоты за нечистью, гонок на карах, походов по магазинам за дорогущими шмотками или поедания разных там сладостей) тот превращался в настоящего разгильдяя.

Но и это не беда! Попробуйте вот убедить его не петь по утрам в ванной, если медведь оттоптал оба уха! Та еще, скажу вам, задачка! А сколько раз предлагал ему перебраться в Чайна-Таун! Так нет же, Марку нравилось все такое вычурное, изящное, перегруженное художественными деталями, напоминающее старую Европу. «Нам дворцы подавай, всякие там львиные головы да кудрявых малышей с крылышками! Вот и любовался бы сам сколько влезет! – продолжал негодовать подросток, наводя порядок. – Мне-то за что такое наказание?!»

– Слушай, отрок, а почему ты всегда такой? – вдруг спросил Марк. Теперь он смотрел на мальчика, подперев рукой голову, и что-то было в его взгляде.

– Какой «такой»? – переспросил Имонн, слегка порозовев щеками. Вопрос застал его врасплох.

– Ну-у, – протянул Марк, – Монсеньор вроде бы говорил: ты умер в шестнадцать… – его взгляд скользнул обратно на потолок. – Я же сколько тебя помню, – ты все время мальчишка! Неужели тебе ни разу не хотелось стать взрослым? Завести подружку? Влюбиться, наконец! Стать мужчиной… или женщиной… – вздохнул он. – Наверное, я мог бы влюбиться в тебя…

Байя уставился на него: того и гляди, боднет.

– Или мне стать женщиной… – Марк опять вздохнул. – Тогда и ты мог бы влюбиться в меня… – он снова лежал на спине и, продолжая созерцать потолок, не замечал, что рассуждает вслух. – Может, в следующий раз мне переселиться в женское тело, как ты думаешь, а? – спросил он у гипсового амурчика, смотревшего на него с потолка. – Интересно… – в голосе Марка появилась задумчивая мечтательность, – красить губы, носить все эти штучки. Ходить на каблуках. Черт, а если это неудобно… ходить на каблуках? Вдруг у меня не получится! – встрепенулся он, но тут же хлопнул себя по лбу. – Дубина, ты же будешь женщиной! Им удобно…

Имонн некоторое время слушал, как тот разговаривает сам с собой. Потом с похоронным видом подошел к кровати, взял за руку, нащупал пульс.

– Н-да, тяжелый случай… – произнес он голосом врача, собирающегося сообщить пациенту дурную весть, – мозг скончался… – и посмотрел на часы Марка, – еще до полуночи! Примите мои соболезнования, сэр!

Отпустил его руку, та безвольно упала на покрывало. Оставалось только одно средство.

– Ладно, сладкоежка… схожу тебе за мороженым. Пока ты окончательно не спятил! – улыбнулся мальчик. – Знаю тут одно место, кажется, они пока не закрылись.

Это подействовало. Марк сразу оживился.

– Я люблю тебя, отрок! – воскликнул он и, молитвенно сложив ладони, попросил: – Пожалуйста, если можно, то две порции. Ванильного, с фисташками!

«Ну, совсем идиот…» – покачал головой Имонн, сдернул с вешалки куртку и хлопнул дверью. Ворвавшийся следом сквозняк затих у окна. Комната вновь наполнилась тишиной. Марк остался лежать на кровати, продолжая изучать лепнину на потолке. Его взгляд постепенно ушел в себя.

«…в час обезьяны, расположившись полукругом, Десять Священных Зверей следили за схваткой двоих. И один должен будет умереть для них, чтобы они и впредь – тысячи лет, могли править своими Царствами…