Энн Райс - Вампир Арман

– Да, сударь, однако, – сказал я, – мне кажется, вы этим не ограничитесь.

– Так и будет! – воскликнул он, но его занесло, и он снова упал, испуская унылый стон.

Один из сидевших за столом мужчин – красивый, но пожилой, с длинными густыми волнистыми седыми волосами и великолепным морщинистым на лице, тот, кто все это время молча угощался жирной бараньей лопаткой, посмотрел поверх лопатки на меня и на того, кто упал, а теперь корчился, пытаясь подняться на ноги.

– Хммм. Значит, Голиаф пал, маленький Давид, – улыбнулся он мне. – Последи за своим языком, маленький Давид, мы не все здесь тупые великаны, а тебе еще рановато кидаться камнями.

Я улыбнулся ему в ответ.

– Ваша острота так же неуклюжа, как и ваш друг, сударь. Что касается, как вы выразились, моих камней, они останутся на месте, в своем мешке, и подождут, пока вы не споткнетесь о вашего друга.

– Вы упомянули о книгах, сударь? – спросил Мариуса рыжий мужчина, абсолютно игнорируя нашу перепалку. – При падении величайшего города мира жгли книги?

– Да, этого приятеля книги интересуют, – сказал черноволосый. – Сударь, вы бы лучше присмотрели за мальчишкой. Он человек конченый, танец изменился. Велите ему не смеяться над старшими.

Ко мне направились двое танцоров, оба такие же пьяные, как и тот, кто упал. Они сделали вид, что хотят меня погладить, и превратились в одно зловонное, тяжело дышащее четверорукое чудовище.

– Ты улыбаешься, когда наш друг катается по полу? – спросил один из них, вставляя мне колено между ног.

Я попятился и чудом избежал увесистой оплеухи.

– Ничего добрее я придумать не смог, – ответил я. – Учитывая, что причиной его падения стало поклонение мне. Смотрите, господа, сами не увлекитесь этим культом. Я ни в коей мере не настроен отвечать на ваши молитвы.

Мой господин поднялся.

– Меня это начинает утомлять, – сказал он прохладным чистым голосом, эхом отлетевшим от покрытых гобеленами стен. Этот голос леденил душу. Все посмотрели на него, даже ковыряющийся на полу человек.

– В самом деле! – сказал черноволосый, поднимая голову. – Мариус Римский, верно? Я о вас слышал. Я вас не боюсь.

– Это вам очень благоприятствует, – прошептал мой господин с улыбкой. Он положил руку на его голову, и тот рванулся в сторону, чуть не свалившись со скамьи, и теперь он совершенно определенно испугался.

Танцоры смерили взглядом моего господина, наверняка стараясь вычислить, легко ли будет его одолеть. Один из них снова набросился на меня.

– Молитвы, черт подери! – сказал он.

– Сударь, поосторожнее с моим господином. Вы его утомляете, а он, когда устанет, очень легко раздражается.

Я выдернул руку, за которую он намеревался меня схватить.

Я попятился еще дальше, смешавшись с мальчиками-музыкантами, так что меня, как облако, окутала музыка.

Я увидел на их лицах панику, но они заиграли еще быстрее, не обращая внимания на выступивший над бровями пот.

– Отлично, отлично, господа, – сказал я. – Мне нравится. Но сыграйте реквием, если можно.

Они окинули меня отчаянными взглядами, но знаков расположения не выказали. Барабан не умолкал, свирель вела свою извилистую мелодию, зал трепетал от перебора лютни.

Блондин на полу закричал, призывая на помощь, так как совершенно не мог подняться, и двое танцоров оказали ему поддержку, хотя один из них продолжал стрелять в меня настороженными взглядами.

Мой господин посмотрел сверху вниз на черноволосого противника, одной рукой потянул его со скамьи вверх и наклонился, чтобы поцеловать его в шею. Тот повис в руках моего господина. Он застыл, как маленький хрупкий зверек в пасти у огромного хищника, и я почти расслышал, как из него хлынула кровь, когда мой господин встряхнул волосами, и они упали вниз, прикрывая следы роковой трапезы. Он быстро уронил его на скамью. За этой сценой наблюдал только рыжий. И он был настолько пьян, что, казалось, никак не мог сообразить, что к чему. Он в недоумении приоткрыл один глаз и еще раз выпил из своего грязного, забрызганного кубка. Он облизал по одному пальцы правой руки, как кот, а мой господин бросил его черноволосого товарища лицом на стол, прямо на блюдо с фруктами.

– Пьяный идиот, – сказал рыжий. – Никто не сражается за благородство, за честь, за порядочность.

– В любом случае, немногие, – сказал мой господин, глядя на него.

– Они, эти турки, раскололи мир на двое, – ответил рыжий, уставившись на мертвеца, который, несомненно, отвечал ему тупым взглядом с разбитого блюда. Я не видел лицо мертвеца, но меня невероятно возбуждало сознание того, что он мертв.