Энн Райс - Вампир Арман

– Тайна, тайна, – сказал он. – Если ты в эту тайну не поверишь, то ни во что уже не поверишь, ни в святое, ни в нечестивое.

Он поднял кубок. Он был пуст. Я поднял кувшин и наполнил кубок темным ароматным вином. Я подумал, не стоит ли и мне попробовать, потом отвращение взяло верх.

– Чушь, – прошептал мой господин. – Выпей за упокой их душ. Давай. Вон чистый кубок.

– Ах да, прости меня, – сказал рыжий. – Я даже не предложил тебе кубок. Господи, подумать только, я кинул тебе на пол простой ограненный бриллиант, когда хотел получить твою любовь.

Он взял кубок, богатую, изысканную вещицу, инкрустированную серебром и усыпанную крошечными камнями. Теперь я заметил, что все кубки составляли один набор, на каждом были вырезаны крошечные изящные фигурки, отделанные одинаковыми яркими камешками. Он со звоном поставил кубок на стол. Он взял у меня кувшин, наполнил кубок и протянул его.

Я подумал, что сейчас подступит такая тошнота, что меня вырвет прямо на пол. Я посмотрел на него, на его почти приятное лицо и красивые огненно-рыжие волосы. Он озарился мальчишеской улыбкой, обнажив мелкие, но идеально белые зубы, просто жемчужные, и, казалось, влюбился в меня до безумия и размечтался, не произнося ни слова.

– Бери, выпей, – сказал мой господин. – Ты ступил на опасный путь, Амадео, так выпей же за знания, выпей за силу.

– Вы ведь не смеетесь надо мной, сударь, правда? – спросил я, уставившись, на рыжего, но обращаясь прямо к Мариусу.

– Я люблю тебя, как всегда, – ответил мой господин, но ты все-таки замечаешь что-то в моих словах, так как от человеческой крови я грубею. Так всегда бывает. Только в голодании я обретаю божественную чистоту.

– Да, и на каждом перекрестке поворачиваете меня от кары, – сказал я, – по направлению к чувствам, к удовольствиям.

Мы пересеклись взглядом с рыжим. Но я слышал ответ Мариуса.

– Кара – это и есть убийство, вот в чем камень преткновения. Кара – это убивать без причины, просто так, не за «честь, благородство и порядочность», как говорит наш друг.

– Да! – сказал «наш друг», повернувшись к Мариусу, а потом опять ко мне. – Пей! – Он протянул мне кубок.

– А когда все будет кончено, Амадео, собери мне эти кубки и отнеси домой, чтобы они служили трофеем моего провала и поражения, ибо это одно и то же, а также уроком для тебя. Редко я вижу это с так отчетливо и ясно.

Рыжий наклонился вперед, увлекаясь флиртом, и поднес кубок прямо к моим губам.

– Маленький Давид, ты вырастешь и станешь королем, помнишь? Да, я мог бы поклоняться тебе, маленький мужчина с нежными щечками, и молить хоть об одном псалме от твоей арфы, хоть об одном, лишь бы ты дал его по собственной воле!

Мой господин тихо прошептал:

– Можешь исполнить последнее желание умирающего?

– По-моему, он умер! – сказал седой человек с раздражающей громкостью.

– Смотри, Мартино, кажется, я-таки убил его; у него кровь течет из головы, как из помидора, черт бы его побрал. Посмотри!

– Да заткнись ты! – сказал рыжеволосый Мартино, не сводя с меня глаз.

– Ну же, исполни последнюю просьбу умирающего, маленький Давид, – продолжал он. – Все мы умрем, я умру за тебя, не умрете ли вы со мной, сударь, ненадолго, прямо в моих руках? Давай поиграем в одну игру. Она вас развлечет, Мариус Римский. Посмотрите, как я заберусь на него, как я ритмично и искусно буду его гладить, и на ваших глазах скульптура из плоти забьет фонтаном, я поработаю насосом, и мне в руки хлынет влага.

Он сложил руки, как будто уже получил то, что хотел. Он удерживал мой взгляд. Потом низким шепотом произнес:

– Я слишком мягок, из меня скульптуры не получится. Дай же мне отпить от твоего фонтана. Сжалься над умирающим от жажды.

Я выхватил его дрожащей руки кубок и выпил его до дна. Мое тело напряглось. Я решил, что вино поднимется назад, и меня вырвет. Я заставил его спуститься вниз. Я посмотрел на моего господина.

– Как же мерзко, мне противно.

– Чушь какая, – ответил он, едва шевеля губами. – Смотри, какая вокруг красота!

– Будь я проклят, если он не умер, – сказал седой. Он пнул труп Франсиско на полу. – Мартино, я пошел.

– Останьтесь, сударь, – сказал Мариус. – Я поцелую вас на ночь.

Он хлопнул его по запястью и набросился на его горло, но что подумал рыжий, который только едва взглянул на них, прежде чем продолжить свои молитвы. Он опять наполнил мой кубок. Седой человек издал стон, или это был Мариус? Я окаменел от ужаса. Когда он отвернулся от своей жертвы, я увидел разлившуюся в нем новую кровь, и я отдал бы все на свете, лишь бы он снова стал белым, мой мраморный бог, мой высеченный из камня отец на нашей общей постели.