Энн Райс - Вампир Арман

Теперь и я расслышал тот звук. И Сибель, поскольку она тоже взглянула по направлению к воротам сада. Даже Бенджи в результате соблаговолил его заметить, он уронил книгу на середине фразы и зашагал, сурово нахмурившись, к двери, чтобы оценить ситуацию и взять ее под контроль.

Сначала мне показалось, что меня подводит зрение, но очень быстро я опознал фигуру, возникшую за воротами, открывшимися и тихо закрывшиеся за ее жесткой, неловкой рукой.

При приближении он хромал, или, скорее, напоминал жертву усталости и отсутствия практики в простом действии ходьбы; он вышел на свет, падавший у наших ног на траву. Я был потрясен. О его намерениях никто не подозревал. Никто не двигался. Это был Лестат, в лохмотьях, грязный, как на полу молельни. Насколько я мог судить, от его головы не исходила ни одна мысль, а глаза казались мутными, полными изнурительного удивления. Он встал перед нами, глядя перед собой, и когда я поднялся на ноги, вскарабкался, чтобы его обнять, он приблизился ко мне и зашептал мне на ухо.

Он говорил неверным, слабым от отсутствия практики голосом, очень тихо, и его дыхание касалось моей кожи.

– Сибель, – сказал он.

– Да, Лестат, что, что – Сибель, скажи мне. – Я сжал его руки так крепко и любяще, как только смог.

– Сибель, – повторил он. – Как ты думаешь, если ты ее попросишь, она не сыграет мне сонату? «Апассионату»?

Я отодвинулся и заглянул в его неясные, сонные голубые глаза.

– О да, – сказал я, едва дыша от возбуждения и нахлынувшего чувства. – Лестат, я уверен, что сыграет. Сибель!

Она уже повернулась. Она в изумлении следила, как он медленно пересек лужайку и вошел в дом. Пандора отошла, уступая ему дорогу, и мы в почтительном молчании наблюдали, как он садится у рояля, спиной к правой передней ножке, подтягивает повыше колени и устало кладет голову на скрещенные руки. Он закрыл глаза.

– Сибель, – попросил я, – ты ему не сыграешь? «Апассионату», еще раз, пожалуйста, если можно.

И, конечно, она заиграла.