Виктор Точинов - Графские развалины

О восставших трупах.

Он заорал изо всех сил, в последний раз пытаясь расколоть, разнести на части свой невидимый кокон, пропускающий звуки лишь в одну сторону. Ему, кажется, это удалось. Отчаянный крик пронесся над парком, отразившись эхом в графских развалинах. Спящие подняли вверх мертвые лица и…

…И тут он проснулся.

Вскочил очумело, бросился к двери (не забыв подхватить заряженный дробовик). Открыл дверь, чуть помедлив, — чудилось, безмолвная толпа стоит там, а Ворон все продолжает указывать им цель своей палкой. Но открыл.

Никого там, конечно, не было. Луна освещала пустой парк. Развалины — на фоне свежих воспоминаний об озере и его кошмарных жильцах, о шествии спящих — казались безобидными и мирными.

Кравцов стоял, медленно приходя в себя. О человеке, бродящем где-то в ночи с длинным и очень острым предметом в руках, он в тот момент не вспомнил.

Позабыл о нем совершенно.

На станции Купчино было пустынно. Немногочисленный народ, ожидающий последнюю, в час ночи отходящую электричку, кучковался под светом редких фонарей.

Гном темноты не боялся и стоял в дальнем, неосвещенном конце платформы. У него сейчас шел важный умственный процесс. Гном обдумывал идею, впервые мелькнувшую у него больше полугода назад.

Но его размышления грубо нарушили со стороны.

Подвалили трое щенков и нагло попросили закурить. Гном — сам в юности баловавшийся подобными штучками — набычился и ответил подслушанной где-то фразой:

— Курева нет. Зато пиздюлей — полные карманы. Поделиться?

Если честно, то ему было по барабану — отвалят молодые педрилки или полезут на рожон. На всякий случай он прикинул, как сделает двух наиболее деловитых и шустрых: одного, самого не то наглого, не то глупого, — ногой по яйцам, второго — пальцами в глаза… А третий, на вид бздиловатый, сбежит сам. Если, конечно, Гном его отпустит.

Педрилки тему прорюхали. Ничего не ответив, свалили в темноту. Правда, один из них — тот, что счастливо избежал пальцев, воткнутых в глазные яблоки, — попытался повыкаблучиваться. Но два других мудачка быстренько его оттащили. Гном проводил их равнодушным взглядом, без нужды агрессивным он не был.

Подгрохотала электричка — почти пустая, в каждом вагоне два-три человека, не больше. Гном мирно вошел, плюхнулся на пустое сиденье.

Ехал он с работы. Гном украшал своей персоной охрану большого, круглосуточно работающего продовольственного магазина, расположенного неподалеку от метро «Купчино». И числился, надо сказать, на хорошем счету у начальства.

С коллегами, правда, не ладил. Начальник охраны, косящий под братка Женя Бородин, сразу по приходу начал Гнома втягивать . Дело у него было поставлено на широкую ногу, все подчиненные оставались ему должны и выполняли не столько служебные инструкции, сколько приказы Женьки, зачастую с этими инструкциями идущие вразрез.

Но с Гномом у Бородина дело как-то не выгорело. Первая попытка напоить его стала и последней — пил Гном лишь пиво, причем взбодренное водочкой отодвинул — дескать, горькое; а налившись до краев любимым напитком, стал мрачным и апатичным — вот и все последствия. От косячка отказался бесповоротно, у Гнома пила запоем и курила, как паровоз, мать, которую он ненавидел. Подбить его на такие дела не стоило и пытаться. Сетей азарта тоже избежал. Посаженный за накормленный автомат, равнодушно сгреб выигрыш, но при первом же проигрыше встал с вращающейся табуретки: хватит.

В общем, ко двору не пришелся.

Такие у Женьки не задерживались, и через три дня Гнома подставили . Предстояло ему покрыть убытки от чужой покражи и с позором уволиться, алгоритм был отработан, но с Гномом дал осечку. На следующий день побледневшая продавщица пригласила директора и вице-директора в комнату охраны, где за столом сидели в напряженных позах Гном и некто Пузырь, правая рука Женьки Бородина. Означенный Пузырь немедленно и с подробностями поведал крайне интересные вещи — начиная от механизма появления многих недостач и заканчивая тем, каким образом оказался подставлен Гном. Когда ошарашенное нежданными откровениями начальство вышло, Гном напоследок от души — будто колол ладонью два грецких ореха — стиснул мошонку Пузыря, которую держал под столом в течение всего разговора.

Охрану перешерстили, половину уволив, и в конце следующей смены Гнома уже поджидали четверо уволенных, настроенные весьма решительно.