О, да! Кропп свешивается к тумбочке, открывает ключиком дверцу и шарит где-то глубоко внутри. Пауль ему в эту секунду не виден и тот пользуется моментом, чтобы жестами и преувеличенной мимикой показать Вайдеману — весь разговор ведется только для отвода глаз, Паулю и самому противен этот герр Кропп со всем своим непотребством, и сейчас-то Пауль и перейдет к главному. Вайдеман ничего не понимает из театральной жестикуляции своего компаньона, но, по крайней мере, снова возвращается на пост у двери, устало разводя руками. Карточку Карлхайнца, скомканную, он швыряет в угол.
— Людвиг, — говорит он после некоторого молчания. — Спросите его про число и пойдем. Пусть он сдохнет тут от своей инфлюэнцы.
— Кстати, господин лейтенант, — говорит Пауль, принимая от Кроппа новую пачку фотографий юных жертв зоммерфельдовской методики воспитания. — Я ведь почему к вам зашел так поздно? Мы работаем сейчас с архивом от третьего октября и не можем его распаковать. Не подходит кодовое число. Ну, знаете, наше обычное, дата коронации Императора.
— С лидирующими нулями, — подсказывает Вайдеман.
Да-да, с этими самыми нулями. Представляете, очень срочное задание, расчет подступов к Парижу, а архив не раскрывается! Вы, случайно, не знаете, может быть пароль был изменен? А новый вам не известен?…Ой, какая интересная фотография! Что же это подразумевается?! А, вижу, вижу, вот тут подпись, ага, «Троянский конь». Ни за что бы не догадался! Нет, теперь-то я ясно вижу, что этот мальчуган — именно троянский конь. Какая богатая фантазия! А эти его друзья вокруг, они кто, троянцы, спартанцы? Не знаете? Ах, вы про архив!.. Что, правда, не знаете? Очень, очень жаль…
— Нет, нет, господин геодезист, я, действительно, ничего не знаю, — оправдывается Кропп. — Вы понимаете, я вынужден работать с настолько неприятными личностями, я стараюсь как можно менее с ними общаться. Если они и изменили кодовое число, то я это узнаю последним. Ужасные типы! Они грубы, невоспитанны, чувство прекрасного отсутствует у них совершенно. Я так рад, что теперь появились вы, господин Штайн! Возможно, если мы будем держаться вместе…
— Так он не знает? — спрашивает Вайдеман от двери. Пауль отрицательно качает головой. — Вот черт. Только дерьма и наелся… Пойдемте, Людвиг. Наверняка можно придумать что-нибудь еще.
— Пожалуй, мне пора идти. Очень жаль, служба! — говорит Пауль.
— Останьтесь еще, прошу вас! — уговаривает его Кропп. — Куда вам спешить? Вы навещаете больного товарища, это милосердный поступок, вас каждый поймет и простит за опоздание! И вы еще не все снимки посмотрели, там есть просто замечательные! Может быть, вы хотите взять некоторые с собой? Послезавтра господин учитель принесет новые, я могу заказать вам тоже! Господин геодезист! Не уходите так скоро, мы ведь можем еще поговорить! Ну, хоть несколько минут!..
— Я жду вас на улице, Людвиг, — говорит Вайдеман, выходя. В голосе его слышна безнадежность.
Пауль садится поудобнее, опирается локтем о спинку кровати, фотографии соскальзывают с его коленей на одеяло, на пол, как мертвые осенние листья.
— О чем же мы можем поговорить, господин секретарь связи? — спрашивает он.
— О чем угодно! — с жаром выпаливает Кропп, садясь в кровати. Одеяло соскальзывает с его безволосой груди и Пауль с удивлением видит царапины на коже, он что, бреет себе тело?! — Я думаю, что два человека со сходными эстетическими взглядами всегда найдут общие темы для разговора! Спросите меня о ком угодно, я знаю тут всех, я могу вам о каждом такое рассказать!
— Ну-у… Например, обер-лейтенант Эберт, что скажете о нем?
О-о, это редкостная свинья! Мнит из себя невесть что, а в действительности — не умнее павиана. Лезет повсюду, везде должен сунуть свой длинный нос. Поначалу он с каждым ведет себя дружелюбно и приветливо, но это театр, не верьте ему, он предаст вас при первом удобном случае, стоит ему почувствовать лишь малейшую выгоду. Он оскорбительно говорит о коллегах за глаза, нет, в лицо-то он никогда ничего не скажет, он ведь трус. Трус и подхалим. Он ненавидит евреев, всегда навязывается с отвратительными анекдотами, а почему, евреи ведь тоже люди! Он карьерист, еще в департаменте транспорта он написал кляузу на своего руководителя, в результате несчастный угодил под суд, а Эберт занял его место. Что? Обычная практика, говорите? Но ведь от этого она не становится менее отвратительной?! Возможно, он и не без способностей к компонистике, но ведь надо всегда оставаться человеком! На Страшном Суде никому не будет интересно, какой ты компонист, спрашивать будут за грехи, «коемуждо по делом его» и вот тут-то обер-лейтенант Эберт отправится прямиком на вечное сожжение. Простите, что? А при чем тут мы с вами?! Карточки? Господь милостив, я уверен, он простит. Если мы и грешим, то только в мыслях. Такой грех легко снимается покаянной молитвой. Вы молитесь регулярно, господин геодезист? Вот видите! Тогда вам нечего бояться гнева господнего. Это пусть учитель Зоммерфельд опасается. Вы еще и половины о нем не знаете, об учителе-то! Это такая змея! Он ведь… ээ… не только фотографирует… Руки я ему давно не подаю, — говорит Кропп. — Деньги мои можете получить, а вот руку — извините-с!..
Читать дальше