Есть только один способ проверить это, и Пауль, хоть медленно и нехотя, но все же идет к ангару. У железнодорожных путей он останавливается и осматривается. От воздухоплавательного ангара остался лишь покореженный железный остов, пламя полностью пожрало стены и крышу, всюду разбросаны тлеющие обломки досок и разорванные взрывами газовые баллоны. Похоже, что от одной из таких огненных ракет занялся, а сейчас уже догорает, и деревянный станционный перрон. Вайдемана нигде не видно, хотя пламя и освещает все вокруг, но пляшущие тени очень черные. Может быть, Вайдеман где-то прячется?
— Андреас! — кричит Пауль, сложив ладони рупором, — Андреас, вы тут?! Алло, Андреас!
Несколько секунд Пауль тщетно прислушивается, не подаст ли невидимка голос. Вдруг оглушительный треск пистолетного выстрела бьет ему по ушам, и огненный шмель пролетает мимо щеки, обжигая лицо — кто-то стреляет, стреляет по нему! Пауль падает на колени и пригибается к земле, это Вайдеман, он что, спятил?! Почему он палит по своим?!
— Не стреляйте! — молит Пауль из-под натянутой на голову шинели. — Это я, Людвиг! Я один, вы с ума сошли, не стреляйте же!..
Темнота молчит, выстрелов больше нет. Пауль осторожно разгибается и всматривается. Из-за стоящей вдалеке на рельсах дрезины выходит какая-то фигура — похоже, это, и вправду, Вайдеман — он свистит и машет рукой. Вот ведь свинья такая, он же мог Пауля случайно убить! Что за дурацкие шутки! Пауль поднимается на ноги и отряхивает колени.
— Я так рад, что вас не прибило первым же снарядом, господин невидимка! — со всем возможным сарказмом говорит он приближающейся фигуре. — Что бы я делал без вас и без вашего баловства с огнестрельным оружием?! Очень смешно! Вас, случайно, не ударило потолочной балкой по голове, а? Как вы себя чувствуете, господин фокусник?
— Спасибо за заботу, Людвиг, — говорит подошедший и Пауль с удивлением узнает голос Феликса Эберта. — Благодаря вашим стараниям я чувствую себя… ээ… временно безработным.
— Боже мой, Феликс, это вы? Как вы меня напугали вашими выстрелами! Зачем же вы стреляли?! Вы же видели, что это я!.. А почему это — «безработным»?
— Вы еще спрашиваете! — произносит Эберт холодно. — Оглянитесь вокруг, вы здесь только три дня, а вот что уже натворили!
Натворил?! Что же он натворил? А, это опять про Франку! Но это его личное, приватное дело, его отношения с фройляйн Бергмюллер никого постороннего не касаются и нечего… гм… совать повсюду свой длинный нос, уж извините. Перед полковником он отчитается сам, когда — и если — его потребуют к отчету. У Пауля припасено несколько козырных карт в рукаве, уж будьте покойны…
Феликс не может скрыть своего удивления. Скажите, — восклицает он, — у вас там все такие дураки?! Да, у вас, во французской разведке, мон ами кошон! И не делайте такое лицо, месье! Я вас в первый же день раскусил, нельзя же посылать на задание таких щенков! И не отнекивайтесь, это вам не поможет! То, что вы француз, написано у вас на лбу! Да, на лбу и на каждой пуговице, как я слышал. Что вы мне предъявляете эту ворованную шинель?! Вы мне противны, месье Штайн! Если бы наши правительства не были бы в союзнических отношениях, я бы вас охотно пристрелил и тем бы избавил мир еще от одного дурака. Вы мне испортили десять лет работы, понимаете, вы, клинический идиот?!
Пауль не понимает ничего и униженно помалкивает.
— Что мне с вами делать после этого?! — восклицает Эберт, показывая в сторону пожарища. — Я понимаю, что ваша страна воюет, но ведь можно же добиваться своих целей и иначе, не одной грубой силой! Вы слышали о дезинформации, о такой вещи, как умный и тихий саботаж? Или вы только взрывать все вокруг обучены?!
Почему же Пауль должен отвечать за разрушения, вызванные артиллерийским обстрелом? И что это за намеки на шпионаж, позвольте спросить?! Капитан Кольбекер его полностью освободил от подозрений, видите, его даже из-под ареста выпустили!..
Это вы своим командирам расскажете, как вам удалось бежать. Если вы когда-нибудь доберетесь до этих самых командиров. И прекратите твердить про обстрел, это уже не остроумно! Если вы имели смелость — или глупость — явится сюда с чужими бумагами, если вы имели смелость — или недальновидность — при первом же удобном случает закачать в пневморасчетку водород и потом поджечь его, если вы имели наглость — да, наглость! — еще и остаться в живых при взрыве расчетной машины, вот уже полгода как полностью подконтрольной Лондону, если вы осмелились уничтожить одним этим кретиническим поступком всю десятилетнюю карьеру английского агента Феликса Эберта, то найдите уж в себе смелость признать, что вы, Людвиг, — дубина, недоумок, а также полный и беспросветный дурак!..
Читать дальше