Свен Карстен - Землемер

Еще через полчаса Пауль жует хлеб с пованивающим салом и запивает этот дар небес плохоньким пивом из деревянной кружки, слезы капают в серую пивную пену. Бородач сидит рядом на обрезке бревна и рассматривает документы господина дезертировавшего геодезиста при свете керосинки.

— Ни черта не годится, — ворчит он и рвет паспорт Людвига Штайна, сжигает странички над лампой. Пауль не имеет достаточно душевных сил чтобы возражать, ему уже все равно.

Крестьянин уходит, оставляя Пауля бездумно сидеть в темноте. Катятся часы, Пауль настолько устал, что даже не может спать. В голове елозит по кругу франкина песенка: «Потому что кавалер — землемер, кавалер — землемер, землемер-кавалер…» Франка в одном ботиночке, прикрытая расписным платком, смеющаяся и соблазнительная, Франка, угоревшая насмерть в своей чердачной каморке, Франка, в крестьянском свадебном наряде, сплошные кружева и ленты — она берет Пауля за руку и смело говорит старичку-патеру с лицом майора Зайденшпиннера: «Пока смерть не разлучит нас! Да, согласна!»

Утром добряк-крестьянин никак не может добудиться Пауля, тот лишь мычит и повыше натягивает воротник шинели, спасает от бледного рассвета красные, натертые за ночь глаза. Крестьянин отбирает у Пауля компрометирующую обладателя шинель и оделяет взамен суконной курткой, подбитой ватином.

— Это моего зятя, — ворчит он. — Месяц, как крест прислали. Так что ему теперь без надобности. Тут и паспорт.

Так Пауль в очередной раз получает документы мертвеца и становится крестьянским сыном Куртом Майером, отправившимся попытать счастья на заработках в нейтральной Голландии. Имеется и справка о непригодности к военной службе, ночью крестьянин поднял с постели старосту и как-то уговорил его приложить печать к этой липовой бумажке. Бородач провожает новообретенного зятя до пограничного поста. Переход устроен в старом здании таможни. Большой зал, полный сквозняков, разделен барьерами, столами и желтыми широкими полосами на три части, середина его — ничейная зона. Пока немец-пограничник — щучье узкое лицо и бесцветные глаза за стеклами очков — лениво скользит взглядом по Курту Майеру, будущему голландскому батраку, и щурится на страничку с приметами — слишком сонный, чтобы действительно сличать одно с другим — толстяк крестьянин крепко обнимает Пауля и хлопает его напутственно по узкой спине:

— Смотри, Курт, без монеты домой не возвращайся, — гудит он в бороду, — а не то сразу убью!

Офицер долго ищет нужный штамп среди прочих на вращающейся подставочке, офицер прикладывает резиновую печать к пропитаной чернилами промокательной бумаге, офицер стучит ребром печати по столу, стряхивая излишки, офицер дует на буквы штампа, отыскивает в засаленном паспорте местечко почище и, наконец, впечатывает туда красное жирное слово — ERLAUBT. Потом бисерным почерком вписывает дату и швыряет паспорт на барьер, отворачивается. Пауль сцарапывает драгоценный документ со стойки, смотрит на толстяка-крестьянина — тот машет ему рукой и Пауль благодарно кланяется в ответ. Потом он целую вечность бредет через бесконечный зал на голландскую сторону, топчется перед ядовито-желтой линией на полу и почти падает в страну тюльпанов и ветряных мельниц.

Усатый пограничник что-то говорит ему — слова похожи на немецкие, но ничего не понять — Пауль только кивает после каждой фразы, глупо улыбаясь и пытаясь всучить ему паспорт Курта Майера, этот пропуск в рай. Голландский офицер забирает документ, бегло пролистывает и делает знак коллеге, тот подходит, и пограничники недолго совещаются на своем гусином языке. Потом Пауля берут за рукав и отводят в какую-то комнату, где и запирают часа на три. Один раз ему приносят эрзац-кофе без сахара и один раз отводят под конвоем в туалет. Больше ничего не происходит. Синематографическая лента его жизни замедляется до невозможности.

Рождество Пауль встречает в лагере для интернированных лиц. Он обнаруживает себя в душном бараке, на узкой и жесткой койке второго яруса, всего их четыре, так что могло быть и хуже — воздух под потолком так сперт и вонюч, что разъедает глаза. Сосед слева — английский летчик, потерпевший аварию при перелете границы и обвиняемый теперь в шпионаже — по четвертому разу на кошмарном французском рассказывает Паулю историю своей помолвки: среди вересковых пустошей Шотландии ждет доблестного летчика верная Дженни, все глаза уже, наверное, проплакала о своем милом. Воздушный ас только немного беспокоится, как бы Дженни не надоело ждать и она не спуталась бы с другим каким героем неба — уж эти ему авиаторы! Совсем, совсем не джентельмены, он-то ведь знает доподлинно!