Анджей Бодун - Слепые идут в Ад [litres]

– Театр "Глобус" по-тибетски, – зло сплюнул подошедший Эйб. – Протрите глаза, Фриц, это же лорд Карриган и ваш учитель!

Ветер доносил до нас обрывки фраз.

– Я по крайней мере знаю, за что умру. – презрительно бросил сэр Генри. – Я добыл дом для моего народа, я соединил осколок блуждающего камня с великим единым камнем-чашей и загадал желание. А что получили вы?

Бауэр не отвечал Он старательно выцеливал корягу, за которой лежал лорд. Карриган осторожно приподнял всклокоченную как старой птицы голову.

– Что здесь происходит? – внезапно услышали мы у себя над головами Машин голос. – Почему вы лежите? Там же воздух!

Девушка решительно перешагнула через нас и, с хрустом раздвинув проклятые листья, вышла из укрытия.

Ни я, ни Шлиссенджер не успели схватить ее и притянуть к земле. Высунувшийся из-за коряги лорд выстрелил сразу. Мы услышали сухой щелчок его револьвера и почти одновременно увидели падавшую Машу. Девушка покатилась вниз по склону, Эйб бросился за ней, Карриган прицелился в него. Создавшимся замешательством сумел воспользоваться доктор Бауэр, он привстал из-за своего укрытия и разрядил пистолет в голову сэра Генри. Лорд с раздробленным черепом начал медленно поворачиваться в сторону своего убийцы, его мертвые пальцы несколько раз машинально нажали на курок. Если бы доктор остался за камнем, все было бы иначе, но Бауэр уже выскочил на открытое место и слишком близко подбежал к лорду. Пять патронов, остававшихся в допотопном барабане Карригана, ударили по косой, прошив моего учителя от пояса до коленей.

В этот момент высоко над стеной зеленого леса появились огненные столбы, преследовавшие нас со Шлиссенджером при выходе из долины.

– Бежим! – крикнул Эйб, поднимаясь с колен. Я оторвал взгляд от мертвого лица Маши и подал ему руку.

Шлиссенджер протянул мне руку, и я выбрался вслед за ним на вершину склона. Дул ветер, трудно даже дышать. По небу плыли серые клочья облаков. Внизу мелькали какие-то светящиеся точки, то беспорядочно перемещавшиеся по долине, то складывавшиеся в непонятный узор.

– Натворили мы с вами дел. – сурово сказал Абрахам, поднимая лицо вверх. – Посмотрите-ка, что там за круговерть!

Я с ужасом глядел на зеленоватые вспышки огоньков и пытался определить, сколько нашим преследователям потребуется времени, чтобы добраться сюда.

– Да не там! – Эйб с силой взял меня за плечи, и повернул так, чтобы моему взору разом открылась картина грозного величественного неба. Казалось сам воздух потемнел и сгустился.

– Идемте. – Эйб потянул меня за руку. – Теперь можно помедленнее. Им, я думаю, уже не до нас.

– Почему? – прохрипел я, стараясь перекричать ветер.

Он устало покачал головой.

– Я просто знаю. Черт возьми, Лагрр, есть вещи…

– Погибли все, – мрачно перебил его я. – И мне скоро придет конец. Я последний из оставшихся в живых.

– А я? – опешил он. Шлиссенджер даже остановился, изумленно глядя на меня.

– Вы не человек. – неожиданно для самого себя сказал я. – У Вас своя миссия.

– Это не означает, что я не могу погибнуть. – грустно усмехнулся он. – Может быть даже гораздо раньше, чем вы.

– Простите… – я сам не знал, что на меня нашло.

– Вы правы. – покачал головой Эйб. – Иногда я рад этому, иногда нет. Жаль, что вы из-за этого пропахали между нами такую борозду.

– Я не пропахал! – в отчаянии от своей глупости выдохнул я. – Просто мне все время кажется, что теперь моя очередь…

– Послушайте вы, человек тонкой нервной организации, – резко оборвал меня Шлиссенджер, – Вон там за камнем сидит живое опровержение ваших теорий.

Эйб показал рукой вперед, и я с удивлением увидел примостившегося среди серых валунов Ярослава Всеволодовича Германна, пытавшегося перетянуть свое раненое предплечье грязным носовым платком.

– Каким же ветром вас сюда занесло, господин сталинский сокол? – язвительно осведомился Абрахам, подходя к несчастному путешественнику.

– А, господин-товарищ полковник Александр Гранат! – со сладострастной ненавистью в голосе простонал Ярослав Всеволодович. – Что это вы меня сталинским соколом называете? Вы что же считаете, себя лучше? Вы такой же агент НКВД…

– Вообще-то я не агент, а резидент… – скромно поправил его Эйб, – но продолжайте.

– Какая разница? – взвыл Германн. – Ненавижу! Вас и вашу проклятую лавочку! Сколько унижений, сколько страха, каких-то мелких, грязных делишек, подленьких поручений только за право свободно выехать из этой страны и заниматься своим делом.