Николай Олигер: Праздник Весны

Онъ продолжалъ идти пѣшкомъ, бодро врѣзаясь въ песокъ подошвами своей обуви, а Формика медленно подвигалась слѣдомъ за нимъ.

— Ты издалека?

— Я была въ горахъ, у стараго Павла. Ты знаешь, онъ рѣшилъ передать мнѣ свою работу, послѣ смерти. Да, да, самъ старый Павелъ… Но мнѣ неудобно такъ разговаривать съ тобой… Садись ко мнѣ, не упрямься.

— Уже близко… Еще двѣ сотни шаговъ…

— Много людей перебываетъ здѣсь завтра… Ты не боишься за успѣхъ?

— Не очень. Мнѣ кажется, что всѣ поймутъ нашу идею. Она такъ проста.

Коро положилъ руку на массивныя украшенія боковой двери храма. Она медленно распахнулась и нѣсколько голосовъ разомъ позвали художника съ легкихъ металлическихъ лѣсовъ, которые кое-гдѣ еще окутывали внутреннія стѣны своимъ тонкимъ кружевомъ:

— Скорѣй, скорѣе! Мы кончаемъ. Дѣло только за тобой, — и потомъ послѣднія мелочи для всѣхъ сообща… Скорѣе!

Казалось, что внутри храма было еще свѣтлѣе, чѣмъ на склонѣ освѣщеннаго солнцемъ холма.

Горѣлъ свѣтомъ, — ослѣпительнымъ и, въ то же время, ласкающимъ и нѣжнымъ, какъ краски весенней зари. Ни одна, нужная для общей гармоніи, линія, ни одно красочное пятно не скрывались въ случайной тѣни. И божественныя лица зеленоватыхъ каріатидъ, поддерживавшихъ легкіе своды, тоже лили ровныя полосы тысячекратнаго луннаго свѣта.

Посрединѣ, на простомъ, лишенномъ всякихъ украшеній, пьедесталѣ, похожемъ на глыбу необдѣланнаго камня, стояла Весна. И вся остальная отдѣлка храма, вся скульптура и живопись были только огромной рамой, оттѣнявшей это изваяніе. Все было — для Весны. Свѣтъ, краски, золото. Творческая мысль человѣка, воплощенная въ безконечной вереницѣ образовъ.

Весна стояла на своемъ камнѣ, нагая и прекрасная, дышала жизнью, которая вѣчно творитъ и жаждетъ творенія, и, бодрая, почти изнемогаетъ отъ избытка своей силы. Мраморъ казался теплымъ. И дѣвственная грудь, какъ будто, поднималась и опускалась подъ бременемъ любви глубокими, волнующими вздохами.

Коро стоялъ у подножія лѣсовъ, на которые долженъ былъ подняться, чтобы закончить свою фреску, и смотрѣлъ на статую.

Душа Весны принадлежала только ему.

Не его руки высѣкли изъ камня эти прекрасныя формы. Но небольшой слѣпокъ, послужившій первоначальнымъ этюдомъ для статуи, сдѣлалъ онъ самъ. Сдѣлалъ съ Ліи, передавая природу, воспроизводя дѣвушку почти такою, какой она и была, — но существовавшую уже красоту одухотворилъ своей вѣрой.

Остальное сдѣлали товарищи — строители. Поняли мысль Коро и слились въ одно стремленіе.

Теперь среди храма поднималась изъ каменной глыбы Весна съ тѣломъ Ліи, но не Лія.

А Коро, стоя у лѣсовъ, видѣлъ въ статуѣ и Весну, и Лію. Одно сквозило сквозь другое, сплелось такъ тѣсно, что нельзя было раздѣлить. И художникъ жалѣлъ, что утренній разговоръ былъ такъ коротокъ, слишкомъ коротокъ.

До завтра.

Тогда въ его рукахъ будетъ большой бѣлый цвѣтокъ съ нѣжными лепестками. Лучшій цвѣтокъ изъ сада Ліи.

Написанная на стѣнѣ картина — толпа встрѣчающихъ весенній праздникъ мужчинъ и женщинъ, молодыхъ и счастливыхъ — была почти кончена. Только кое-гдѣ еще краски были слишкомъ тусклы, лежали ненужныя, лишнія тѣни и линіи.

На картинѣ тоже была Лія, — но уже не богиня, слишкомъ великая для человѣческой любви, а только веселая садовница.

Бросала груду цвѣтовъ на своего спутника, а спутникъ былъ — Коро.

Въ голубоватомъ туманѣ свивались гирляндой цвѣты и люди, красивые, свѣжіе отъ утренней росы. И передъ лицомъ богини — застыли въ моментѣ экстаза.

На однихъ подмосткахъ съ Коро, но ниже ярусомъ, работалъ Виланъ. Коро творилъ своихъ людей, такихъ прекрасныхъ, что они походили на боговъ, и боговъ, близкихъ людямъ— а Виланъ освѣщалъ ихъ.

Теперь онъ наполнялъ багровымъ, слегка матовымъ свѣтомъ остывающаго желѣза одежду маленькаго гнома съ морщинистымъ личикомъ, который выглядывалъ изъ лѣпныхъ украшеній надъ боковымъ входомъ. Гномъ— безобразенъ, но такъ было нужно.

— Виланъ! Ты хочешь тоже получить отъ меня праздничный подарокъ?

Виланъ старательно работалъ надъ каждой складкой багряной одежны, и на лицѣ у него, отъ усиленнаго напряженія мысли, выступили мелкія капли пота.

— Да, да, — разсѣянно отозвался онъ на вопросъ художника. — Я надѣюсь, что ты не забудешь и меня, другъ.

— Только ты получишь его немного раньше, чѣмъ слѣдуетъ! — смѣялся Коро. — Не поднимай глазъ кверху въ теченіе пяти минутъ. Всего пять минутъ… Ты слышишь?