Елена Ершова - Град огненный [СИ]

В ванной я достаю из шкафчика стеклянный пузырек и вытряхиваю на ладонь капсулы: утром — белая и голубая, вечером — белая и красная.

Каждый из нас обязан поддерживать себя медикаментозно, это одно из условий сосуществования васпов и людей. Но когда тебе каждую ночь снятся кошмары — таблетки не кажутся такой уж тяжелой повинностью. Я хочу сказать — иногда они действительно помогают. По крайней мере, меня больше не преследует запах копоти и крови, а мир обретает прежнюю четкость.

Запив таблетки водой из-под крана, я замираю, подставив голову под ледяную струю. Другой и нет: горячую воду месяц как отключили за неуплату (сюрприз, но в мире людей не меньше неприятностей, чем в мире васпов, и необходимость платить за коммунальные услуги — одна из них). В этом есть свои плюсы: иногда мне не хватает старой доброй закалки, чтобы прочистить мозг и снова обрести контроль — хотя бы над собственными снами.

Я думаю над этим, пока бреюсь старой электрической бритвой — быстро и не очень аккуратно. Не люблю слишком долго разглядывать себя в зеркале — отсутствие глаза и шрамы во всю щеку не придают мне симпатии, безотносительно того, скрыты они повязкой или нет и насколько хорошо я выбрит. И это еще одна причина, по которой люди стараются обходить меня стороной.

Не говоря уже о женщинах…

Я думаю, а не была ли смерть Пола связана с женщиной? Жизнь в новом для нас мире порой подбрасывает такие проблемы, к которым мы оказались попросту не готовы. И одна из них — отношения с женщинами. За один год не компенсируешь всего, что упущено более чем за двадцать лет. Молодежи в этом плане придется легче, а вот у старших почти нет надежды. Но чтобы Дарский офицер вешался из-за бабы? Чушь! Ты ведь никогда не пасовал перед трудностями, Пол. Так почему же сдался ты?

Я выхожу из дома за полтора часа до начала рабочей смены.

Это может показаться забавным, но у меня действительно есть работа. Скажи мне кто-нибудь об этом года три назад — и я бы вырвал наглецу язык. Но факты остаются фактами: теперь все васпы — добропорядочные и законопослушные граждане. Правда, в отличие от прочих, являющихся людьми, в наших документах стоит дополнительный желтый штамп — разрешение жить и трудиться в обществе. Это — билет в новую, мирную жизнь. Но также и напоминание, что за малейшую провинность меня ожидает смертный приговор без суда и следствия. Бешеную собаку надо держать в наморднике, не так ли?

Весна в этом году слишком ранняя: снег сошел в конце марта, а столбик термометра уже к полудню достигает достаточно высокой отметки. Не слишком комфортно для меня: за двадцать с лишним лет можно отвыкнуть от тепла и света. Но утром еще стоят заморозки, поэтому свой путь от дома до работы я расцениваю, как утреннюю пробежку.

Не сказать, что я такой большой любитель пеших прогулок или противник общественного транспорта. Отнюдь. Просто последний раз, когда я пробовал проехать в автобусе, добрая половина пассажиров инстинктивно оказалась в противоположном от меня конце салона. А мамашам пришлось успокаивать плачущих детей. Помню, какая-то смелая девчонка дернула маму за ухо и, тыкая в меня пальцем, громким шепотом спросила: «Этот дядя — Бабай, да?»

Радует, что даже в стремительно меняющемся мире некоторые вещи остаются неизменными.

Я привычно срезаю путь через сквер с маленьким и аккуратным фонтаном. Вечером здесь собираются молодые парочки, но утром — ни души. Если остановиться здесь на несколько минут и закрыть глаза, то может показаться, что это не пресная вода журчит, перекатываясь по гранитным плитам, а шумит прибой. Тогда земля под ногами становится зыбкой, как корабельная палуба. И глубоко-глубоко, там, где цвет воды становится синее и насыщеннее, медленно проплывают тени морских гигантов — китов.

Я видел их только на картинках в книге. Для меня они — существа из народных мифов, вроде тех, о которых пишет Торий. Но некоторые мифы становятся реальностью. Я знаю, о чем говорю: долгое время я сам был мифом.

Я слышу шаги — слишком тяжелые, чтобы принадлежать человеку. Оборачиваюсь.

Бывший комендант северного приграничного Улья останавливается на расстоянии трех шагов и сдержанно желает мне доброго утра.

— И тебе, Расс, — отвечаю я.

Мы не пожимаем друг другу руки: не принято.

Вижу, как его лицо кривится и подергивается — огромными усилиями ему приходится сдерживать внутреннее волнение. Серповидный шрам наискось пересекает его лицо и губы, отчего кажется, что Расс криво усмехается. «Поцелуй Королевы» — так он всегда называл свой изъян и когда-то очень чванился им. Но теперь Королева Дара — наша мать и богиня — мертва. И мы осиротели. И радость от первых успехов сменилась депрессией и сомнением.