Владимир Моисеев - Вот-вот наступит счастье [СИ]

— Считаешь, что я должен у них об этом спросить? — пошутил Зимин.

— Не вздумай, они опасные люди.

— Не волнуйся, тетя, поджигатели меня не интересуют. Хорошо было бы написать о мужественных людях, которые взялись за оружие, чтобы защитить свое природное право на научное любопытство.

— У тебя должно получиться.

— Многих из них я знал. Рассказали им в детстве, что любое безнаказанное преступление порождает новое, еще более страшное, а они запомнили. Запрет заниматься наукой для них преступление против интеллектуального прогресса. Вот они, значит, и борются против Запрета. Как умеют.

— Люди никогда не любили умников, — сказала тетя Клава. — От них одни неприятности.

— Дома поджигают не умники.

— Это пусть полиция разбирается.

— Наши умники не поджигатели — они современные юродивые, профессиональные мученики. Кстати, неплохо придумано. Выгодное дельце, если разобраться. Буквально за бесценок приобретается право безошибочно отличать прогресс от регресса, добро от зла, правого от виноватого, а возвышенное от обыденного. Попробуйте возразить мученику. Уверяю, что вы до конца дней своих будете отмываться от клейма душителя свободы, реакционера, врага прогресса, жандарма, демагога и…

— За ужином тебе действительно лучше помолчать. Когда ты был маленьким, то очень хорошо умел слушать. Не перебивал, потому что не любил спорить. Изредка кивал, когда был согласен. Но не часто.

— Сейчас трудно отыскать хорошего собеседника. Вот я и потерял форму.

— Ничего удивительного. Ты стал большим и почему-то решил, что настало время, когда слушать должны тебя. Твоя привычка превращать любую беседу в монолог производит на людей ужасающее впечатление. Сегодня будет не так. Ты исправишься и удивишь меня. Будешь слушать моего профессора. Он тоже любит поговорить.

— К сожалению, сегодня не получится. Занят. Дела. Завтра должен представить рукопись в издательство.

— Это безобразие, Зимин. Неужели тебе трудно хотя бы раз в жизни сделать приятное любимой тетке?

— Обязательно. В следующий раз. Сегодня я устал, не знал, что проводить время в Зоне досуга так утомительно. К тому же я и в самом деле должен вечером поработать с текстом.

— Твою книжку все равно никто не напечатает.

— Знаю. Но это не значит, что ее не надо было писать. Мама говорила: «Не оставляй рукописи незаконченными, доводи работу до конца, чтобы в любой момент, когда они вдруг понадобятся, ты достал их из тайника и предъявил издателю».

— Моя сестра, светлая ей память, в таких вещах знала толк. Тебя покормить?

— Если можно, кофе с крендельком.

— Отлично! Таким ты мне больше нравишься!

— Только я недолго. Прости, но я действительно спешу.

— Хорошо-хорошо. Я справлюсь с профессором сама.

Профессор Лобов был точен. Это был самоуверенный, знающий себе цену сорокапятилетний мужчина. Он любил подчеркивать свою принадлежность к высшим слоям аристократии. Нарочитая точность была для этого весьма полезным инструментом. Лобову нравилось наблюдать за тем, как собеседники теряют дар речи, столкнувшись с присущим ему снобизмом и высокомерием.

Он страстно желал сделать Клавдию своей подругой жизни. По его мнению, она была идеальной женщиной: достаточно впечатлительной, чтобы с немым восторгом выслушивать его монологи, и при этом достаточно умной, чтобы понимать, о чем в них идет речь. Это весьма редкое для женщины сочетание качеств, заставляло профессора вновь и вновь посещать особняк вдовы.

На этот раз профессор явился с огромным букетом цветов, бутылкой шампанского и коробкой шоколадных конфет. Он не боялся показаться банальным.

Клавдия перепугалась.

— У меня складывается впечатление, дорогая подруга, что всякий раз, увидев меня, вы почему-то цепенеете от восторга. Это так завораживает! Вот бы на мое появление так реагировали технические работники Коллегии, — пошутил Лобов, подмигнув Клавдии.

— Со мной такое бывает. По счастью, не часто. Обычно при вашем появлении я тихо радуюсь.

— Где ваш племянник Зимин? Он, кажется, занимается сочинительством?

— Зимин — писатель и очень талантливый!

— Жаль, что это умирающая профессия. Придется ему подыскать другое ремесло.

— Я ему обязательно передам.

— Разве он сегодня не составит нам компанию? Я же просил вас обязательно пригласить его на ужин. Мелкое непослушание так раздражает!

— Не вышло. У него дела.

— Не хочу слышать отговорки. Никому не позволено нарушать мои планы.