Владимир Моисеев - Вот-вот наступит счастье [СИ]

— Всякое бывает.

— Вот потому я и сказал: «Если пригодится». Слышал я, что писатели люди изворотливые. Придумаете, как закон обойти.

Зимин удовлетворенно кивнул головой и постарался по возможности точно записать рассказ шофера, тем более, что блокнот уже был у него в руках. Он не сомневался, что сумеет придумать, как использовать подобный сюжет. Это будет трудно, в последнее время Чрезвычайный закон о запрете ряда теоретических исследований и разработок выполнялся с особым рвением. Редакторы озверели, любой намек на научный термин беспощадно вымарывался. Зимин не знал, можно ли использовать в тексте слово «интеграл», но попробовать стоило. И фига в кармане, и метафора. Красиво. Совмещение, так сказать, приятного с полезным.

— Не разбудили ли мы пассажиров? — спросил шофер.

— А мы уже приехали, — ответил Зимин.

Автобус медленно въехал во внутренний двор вокзала. Зимину стало страшно. Солдаты на бронетранспортерах, перекрывающих главную магистраль, провожали автобус хмурыми взглядами, можно было не сомневаться, что они в любой момент готовы психануть и выпустить по людям на остановке очередь из крупнокалиберного пулемета. Естественно, в целях обеспечения защиты населения от террористов.

— Просыпайтесь, граждане пассажиры, мы прибыли, приготовьтесь к таможенному контролю, — сказал шофер, как говорил это уже сотни раз. Он не боялся или делал вид, что не боялся. В данном случае это было одно и то же. Привыкнуть к возможным неприятностям — отличный способ борьбы с ними.

Их ждали. По территории вокзала медленно бродили люди из специальной секции, проверяя документы у пассажиров. Лишний раз мозолить глаза патрульным не хотелось. Зимин отошел к щитам с информационными листками городского интеллектуального агентства. Там было относительно тихо.

Оказывается, квартальные премии по науке уже были присуждены. Лауреаты приглашались на торжественную церемонию вручения. На этот раз их было трое: Кирилл Ванов, дифференциальные уравнения, Николай Пратов, компактные галактики Цвикки и Валерий Саварников, исследования аппарата Гольджи. За любую информацию о местонахождении названных ученых частным лицам и организациям было обещано разовое вознаграждение и освобождение от уплаты налогов на два года.

Листовка не понравилась Зимину. И дураку было ясно, что речь идет не о наградах и почестях. Люди продолжали заниматься старой наукой, и этого оказалось достаточно, чтобы их объявили в розыск и обвинили в терроризме со всеми вытекающими последствиями.

Запрет научных исследований был одним из самых неожиданных и спорных решений Временной Коллегии по нормализации. Зимин с трудом представлял себе, как современное государство может обойтись без ученых, но потом с удивлением обнаружил, что общество на Запрет не обратило никакого внимания. Популярностью среди горожан пользовался слоган: «То, что понадобится, купим, а не удастся купить — выкрадем». Впрочем, обыватели так и не узнали, что наукой отныне заниматься запрещено. Аналитики, работающие на Временную Коллегию, как заведенные твердили, что наконец-то наступил давно обещанный золотой век науки. Кому интересно, что новая наука не имеет ничего общего со старой, настоящей? Говорят, что некоторые ученые, для которых познание было важнее здравого смысла, по-своему отреагировали на Запрет, ушли в глубокое Подполье, и с оружием в руках пытаются защитить право на познание мира. В хороших террористов Зимин не верил, как и в то, что остались еще люди, способные отстаивать личные интеллектуальные потребности с такой безнадежной яростью.

Можно долго рассуждать о том, что у некоторых людей тяга к насилию оказалась сильнее, чем тяга к науке, но… Зимин словно бы поперхнулся. Проклятье, он, наверное, пока еще не проснулся до конца. Пришлось перечитать информационный листок. Боже! Ник Пратов, компактные галактики Цвикки. Вот так дела! Неужели после Запрета Николенька продолжал заниматься своими проклятыми галактиками в Подполье? Не побоялся репрессий, более того, стал террористом. Защищает свое священное право на познание с оружием в руках.

Зимин знал этого парня. Ник был его хорошим другом. Ему стало стыдно. Не потому, что сам не взял в руки оружие, и не потому, что оказался трусом. Обвинение в трусости он бы пережил. По-настоящему оскорбительным было то, что он подумал не о запрещенной науке, не о принципах, а о том, что хорошо бы поговорить с Ником и собрать материал для нового текста. Сам он расстался со старой наукой без сожалений. На то у него были веские причины. Но старых ученых он ценил и уважал.