Владимир Моисеев - Внутреннее задержание [СИ]

— У вас ничего не выйдет, я ни в чем не виноват.

— Да. Придется постараться.

— Не верю. Вы, Зимин, не из этих.

— Не из каких?

— Сами знаете. Что попусту языком трепать.

Самое ужасное во всех этих допросах было то, что Зимин не мог ничего Чепалову возразить, поскольку был согласен с каждым его словом.

Зимин попытался вспомнить, как жил, о чем думал в те времена, когда о практическом бессмертии еще не было объявлено. Но ничего не получалось. В голове возникали странные, не связанные между собой, случайные образы. Это было очень плохо. Зимин в таких вещах разбирался. Удивительно, почему он раньше об этом не подумал. Психофизика объясняет подобные симптомы однозначно: как не контролируемое воздействие на разум пациента внешнего источника.

Осталось выяснить, кто корректирует его сознание, и с какой целью. Впрочем, особого ума, чтобы установить это, не требуется. Итак, все ясно. Очевидно, что он сам — пациент, противник новой науки, заговорщик, диссидент, выступающий против эры практического бессмертия.

Какая иезуитская затея — заставить своего врага стать инквизитором, отлавливающим соратников, переламывая их убеждения! Обидно было Зимину сознавать, что все это проделывают над ним! И неприятно вспоминать, что он никогда не испытывал жалости к своим пациентам. Правильно говорят, что люди глухи к чужим бедам, пока они не коснутся их самих.

Отныне Зимину приходилось сдерживаться, чтобы не наброситься с кулаками на Горского и следить за тем, чтобы случайно не сознаться, что он знает правду.

Он должен был улыбаться против силы и произносить льстивые бессмысленные слова. Выходило это у него не очень хорошо, недостоверно, актер из Зимина получился плоховатенький, но Горский не замечал перемены в своем подчиненном. Обманывать оказалось не так уж и сложно. Особого таланта не потребовалось, Умение лицемерить, которого у него казалось ничуть не меньше, чем у любого другого человека, тихо дожидалось своего часа в дебрях подсознания и, когда пришло время действовать, оно не подвело, справилось на отлично.

Однако от допросов Зимин вынужден был отказаться. Устраивать спектакль перед пациентами у него не было сил. Он чувствовал себя одним из них и участвовать в их перевоспитании не собирался. Горскому он сказал, что ближайший месяц будет работать с документами.

Все указывало на то, что Зимин является не обычным бунтовщиком, а одним из вожаков научного Подполья. Сам факт его нахождения на Луне подтверждал это. Разве на Луну всех подряд свозят? Нет, только самых опасных и вредоносных врагов режима. Значит и он, Зимин, один из них. Звучит логично. Ему радостно было сознавать, что он больше не будет подопытной мышкой. Он вспомнил свою грустную жизнь на лунной станции. Почему он давным-давно не взбунтовался? Его дрессировали, как цирковую собачку. Лишали воли и способности поступать по своему разумению. Можно сказать, отняли жизнь, заменив ее суррогатом. Но память возвращается, впредь Зимин не позволит дурить себе голову!

Наверняка в прежней, настоящей жизни, Зимин был ученым психофизиком. Это подтверждается тем, что он владеет профессиональными навыками в достаточном для успешной работы объеме. Его память недавно изменили, но знания остались в неприкосновенности.

Зимин вспомнил, что люди из Коллегии запретили некоторые научные исследования. Наверняка, пострадала и психофизика. Пришлось ученым, решившим отстаивать право на познание с оружием в руках, уйти в Подполье. Нет сомнений, что он стал одним из бунтовщиков. Потом его поймали. Стали перевоспитывать. На Луне, чтобы не сбежал. Хотели сделать из него инквизитора, послушного Коллегии.

Но у врагов ничего не вышло. Его сознание выдержало. Он опять готов к борьбе. Что он может сделать? Сбежать, конечно! Это будет здорово! Первый побег с Луны. Ого-го! Он еще и прославится.

Зимин не сомневался, что на Луне есть люди, которые знают, как это сделать. Ему захотелось немедленно, — зачем откладывать, — серьезно поговорить с Чепаловым. Этот должен был помочь.

Разговор начать было непросто. Слишком большой перерыв, психологическая связь была разорвана. Зимин не мог сказать, что теперь он и сам пациент, и нуждается в помощи, не мог подобрать нужные слова, но ему повезло. Первым заговорил Чепалов:

— Давно вас, начальник, не было видно. Слишком много работаете, как бы не надорвались.

— Какой же я начальник? — удивился Зимин.