Даже личные электрокары, выносливые, донельзя простые в управлении, не возбуждали в нем особенных симпатий.
Всему этому он предпочитал велосипед.
В какой-то мере — тоже архаизм… Из моды вышедшей давным-давно…
Пускай, зато надежно и достаточно компактно, и ко всему — а это, может, главное — ты получаешь превосходную разрядку, когда всласть поработаешь педалями после утомительного копания в сложнейших электронных схемах.
Ведь современные либропроекторы дают изображения объемные, цветные и воспроизводят даже тихое шуршание несуществующих страниц… Любые запахи, любые звуки! Да уж…
Город разрастался с непостижимой быстротой.
Вернее, прежде городов на самом деле было два, но они уже настолько тесно подошли друг к другу, что определить, где же кончается один и начинается другой, навряд ли кто сумел бы, не рискуя ошибиться.
Названия, правда, остались — на карте. Но ведь живут-то люди на грешной земле!..
Там, где еще год назад зеленели лужайки, шумели рощи и на берегах маленьких речушек весело резвилась детвора, теперь возвышались огромные здания; будто волшебным образом застывшие брызги диковинного водопада, разлетелись во все стороны пестрые проспекты, ажурные эстакады, зазмеились на разных уровнях пешеходные и велосипедные дорожки.
Только в единственном месте еще была приметна отчетливая граница, разъединявшая города, — широченный овраг с размытыми, совсем пологими от старости склонами, буйно поросшими жесткой травой.
Унылое место, неухоженное, издавна заваленное всевозможным хламом.
Это была не то чтобы узаконенная городская помойка — что это такое, горожане, в сущности, давно уж позабыли, благо мусороуборочные комбайны везде работали быстро и четко, — нет, не помойка, но все же некое подобие гигантской свалки, куда на время, пока и здесь не развернулась стройка, те же комбайны, не до конца справляясь с отходами, иногда переправляли разное старье, а то и просто мусор — с мест, где разрушали в это время старые, отжившие свое дома.
Смеркалось.
То там, то здесь в окнах домов начали зажигаться огни, над переполненными автострадами затрепетали разноцветные неоновые дуги.
Сегодня Гальбовицу пришлось работать в соседнем городе — так уж “удачно” разложились заявки — и теперь на дорогу домой, по самым скромным подсчетам, выходило два, а то и два с четвертью часа.
Это, впрочем, Гальбовица нисколько не смущало. Он любил езду и за рулем велосипеда не скучал.
Всегда можно было вдруг остановиться, лишь только надоест крутить педали, и зайти куда-нибудь — в музей, в кино, в кафе, — или же просто перекинуться десятком слов со случайным знакомым, встретившимся в пути…
В седле он, как ни странно, ощущал себя подлинным горожанином и оттого немножечко сочувствовал другим, всем тем, кто словно заживо был вмурован в бешено несущийся по магистралям транспорт…
Справа, из-за вытянутых цепью гор-домов, выползала лилово-оранжевая туча.
Она уже вымахала чуть ли не в полнеба, косо надвигаясь на пожар заката.
Изредка бледные вспышки полосовали тучу так и сяк, и вслед за этим угрюмо, с какою-то даже ленцой над городом прокатывался гром.
Плохо.
Дождь, наверняка, застигнет его в пути, до дому он добраться не успеет.
Гальбовиц машинально порыскал глазами — вот досада, и укрыться негде!
Надо торопиться, чтоб доехать хоть до тех, ближайших зданий. Ну, а там…
Гальбовиц очень кстати вспомнил: в одном из них живет его давний клиент, у которого вечно что-то не ладится с либропроекторами.
Надо полагать, хозяин не откажется приютить гостя на время дождя…
Чтобы спрямить путь, Гальбовиц привычно свернул с бетонного покрытия и покатил по узенькой тропинке, что вилась через овраг.
Еще от силы год — и здесь тоже вырастут дома, зазеленеют аккуратные газоны, все оденется, как и везде, в бетон и заискрится стеклом…
И тогда два города сольются. Окончательно. И надо будет называть их как-то по-другому.
Хотя — кто может поручиться? — вдруг и прежние названия оставят — вроде, как бы в память о минувшем, нынче это модно. Поглядим!
Гальбовиц с силою крутил педали, наслаждаясь тишиной и безлюдьем этого заброшенного места.
Вверх-вниз бежала тропинка, петляя между котлованами, кучами щебня и песка, огибая грязные завалы непонятной рухляди, — подумать только, ведь когда-то это все было нужно людям, они этим дорожили, это добывали, убивая время, силы, тратя жизнь!..
Бельмо на глазу города, последняя свалка, которой быть осталось, видно, считанные месяцы. Тоже своего рода — реликт, анахронизм…
Читать дальше