Если же Вы меня бросили, то это, вероятно, является результатом побочного эффекта, заставившего Вас уехать. Если так, то надеюсь, Вы верите мне, что я никоим образом не желаю Вам зла, и для меня станет честью продолжить работу с Вами, дабы понять Вашу особенность, а со временем желать, что мы, возможно, снова будем сотрудничать.
Многое из содержащегося в этом письме Вам может быть известно или же неизвестно. Вы, возможно, знаете больше или думаете, что знаете больше, или же, вероятно, Вам все равно. Я могу воспринимать Вас только через свои записи, но они весьма скудны. Из этих записок мне ясно, что Вы как-то сказали, что Вам нужно встретиться со мной лицом к лицу, чтобы узнать меня. Я разделяю Ваше стремление, но, в отличие от Вас, не могу составить Ваш образ или представление из этого общения. Поэтому то, кто Вы есть, мне совершенно не ясно, а я не могу верить неясному. Говорю это без всякой злобы. Однако моя миссия очень важна, а ее секретность стоит на первом месте, так что поэтому итог именно таков.
Знайте, что я желаю Вам всего самого наилучшего и умоляю Вас избегать всяческих процедур и манипуляций, за исключением протоколов, которые мы вместе с Вами модифицировали. Ваши жизнь и душа слишком драгоценны, чтобы их разрушило «Совершенство».
Искренне Ваша,
Байрон.
В конверте оказалась еще и флэшка. Я забрала ее с собой в гостиницу, подключила к компьютеру, надела наушники и прослушала записанный на ней звуковой файл.
Ничего удивительного, что при первых же звуках у меня засосало под ложечкой, но я не дернулась, не шевельнулась и не побежала.
– От клинка протираются ножны, – твердил голос Байрон, ровный и тихий. – От страстей разрывается грудь. Верьте мне. Я – ваша единственная надежда. Вы придете ко мне.
Она несколько раз повторила последнюю фразу, потом все стихотворение, а я слушала совершенно бесстрастно и чувствовала себя нормально. Хей, Макарена.
Я отправилась в Дейли-Сити к пустому офису по короткой, вымощенной бетонной плиткой дорожке. «Гидропонные удобрения, Лтд.», Вода – наше будущее . Вывеска осталась, но офис совершенно опустел. Я проникла туда через черный ход, прошла мимо кабинета, где стояло кресло Байрон, где царили иголки, препараты и…
…прочее, что я забыла.
Ощутила ли я ужас?
Я проводила рукой по стенам и под подоконниками и не чувствовала его. Мне казалось, что надо бы ужаснуться, заставить себя ощутить тошноту или злобу от случившегося, но впустую. Я искала хоть что-то, какой-то след или намек, но не нашла ничего, кроме следов тщательной уборки и пятен от отбеливателя.
Я поискала «Гидропонные удобрения, Лтд.» в Сети, но компания исчезла так же быстро, как и родилась, никаких следов отчетности. Я стучалась в соседние дома и спрашивала, видел ли кто-нибудь переезд, грузовики или чьи-нибудь лица, но никто ничего не видел, кроме страдающей бессонницей пожилой дамы, которую в три часа ночи разбудил отъезжавший белый фургон. Она сперва подумала, что это воры, но нет, не бывает здесь воров, не тут, где все так славно и спокойно.
В конце концов, я снова возобновила наблюдение.
Две недели я просидела у дома Агустина Карраццы, профессора сомнительных наук из Массачусетского технологического института, к которому Байрон приезжала во время нескончаемо долгих недель экспериментов. Я следила, как он приходил, уходил, «вела» его на встречи и ужины и пряталась. Не от него, а от камер наблюдения и мобильных телефонов, пряталась от машин, ведь они никогда ничего не забывают.
Дисциплина, превыше всего – дисциплина.
Если он работал с Байрон, то никак этого не выказал, пока однажды в среду днем не отправился в безымянную лабораторию в промзоне рядом с автострадой двадцать четыре, где молодые дарования в просторных брюках бросились его встречать и жать руку, прежде чем провести внутрь, чтобы он восхитился их операциями, хорошо охраняемыми операциями за закрытыми дверьми. А когда в лаборатории погасли огни, я прокралась туда и обнаружила то самое кресло, те самые иголки, те самые препараты, все то же самое. Ту же самую электронную аппаратуру, меняющую мозг, что стояла в небольшом офисе Байрон в Дейли-Сити, грязные кофейные чашки и посуду в раковине, стакан с моющим средством, уже начавшим засыхать от давности, календарь с «Нью-Йорк джаентс», потому что все там болели за одну футбольную команду, и защищенный паролем компьютер, который не реагировал на элементарные приемчики вроде password1, 123456, Giants001, и т. д. А в хирургическом утилизаторе – иголки со свежезапекшейся кровью, ждавшие, чтобы их увезли прочь и уничтожили.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу