Брайан Олдисс: Оксфордские страсти

Стивен смирился и не протестовал.

Он все стоял тогда возле собора, глядя на внутренний дворик и боковой вход, – стоял, наслаждаясь идиллическим видом, с долиной Вардара далеко на заднем плане. Из боковой двери тогда тоже появились счастливые молодожены, разодетые в пух и прах, в сопровождении толпы друзей и свидетелей. До Стивена слабо доносился их смех. Едва они ушли, наполнив мир ликованием, с противоположной стороны показалась другая группа. Скорбная, печальная. Шли шестеро, пять мужчин и одна женщина, все в черном. Двое тащили носилки, на них лежал мертвец, прикрытый брезентом. Они медленно приблизились к боковой двери и пропали внутри. У него тогда возникло ощущение, будто все это – эпизод из оперы, из какой-нибудь «Сельской чести», [8]например, – до того своевременно, как по сценарию, возник контраст между жизнью и смертью.

Настойчивый сигнал автомобиля пробудил Стивена от воспоминаний. В зеркале заднего обзора он увидел, что за ним впритык встала еще одна машина. Упрекнув себя в невнимательности, он поспешил двинуться дальше. На повороте к своему дому в Барском тупике он на мгновение увидел женщину за рулем той машины. Он узнал ее: миссис Пенелопа Хопкинс; правда, они лично не были знакомы.

Так случилось, что в этот же день, несколько позже, он снова встретил миссис Хопкинс, пока Шэрон в их библиотеке лежала в шезлонге с мокрым полотенцем на лице, страдая от очередной мигрени. На коленях у Шэрон уютно устроился Бинго. Стивен принес ей чашку «лапсанг сушонга». Приподнявшись на локте и отпив чаю, она попросила мужа отправиться в «Хиллз» купить хлеба.

Он брел по главной улице, залитой послеполуденным солнцем. Магазин все еще назывался «Хиллз», потому что когда-то его владельцем был Фредерик Хилл, бакалейщик, который в былые времена славился тем, что приставал ко всем молоденьким продавщицам, которые у него работали. Одна из них, Элис Лонгбридж, в конце концов вышла за него замуж. Дело давнее, оба уже умерли, и сейчас в магазине управлялись мистер и миссис Азиз. Сам мистер Азиз как раз сидел за кассой, отсчитывая сдачу Пенелопе Хопкинс. Вот у Сэма Азиза репутация в отношении молоденьких женщин безупречная – может, от того, что жена не спускала с него бдительного взора.

Пенелопа Хопкинс обернулась, подхватив свою сумку с продуктами, и увидела Стивена Боксбаума. Он замялся в дверях, улыбнулся.

– Ах, мистер Боксбаум, – сказала она, – вы меня извините, пожалуйста, что я сегодня утром на вас засигналила. Я ужасно торопилась, мне нужно было скорей-скорей домой. Я машинально…

– Что вы, что вы, – кивнул он. – Я в тот миг унесся в мыслях бог знает куда, оттого и загородил дорогу. Я, если хотите знать, на свадьбу засмотрелся.

– В такой чудный день, как сегодня, лучшего не придумать, «Деревенская свадьба»… Это такая опера, что ли, была?

– Если и не было, наверняка еще напишут.

Он несколько разглядел ее, пока они говорили, и она ему понравилась. Пенелопа Хопкинс невысокая, худощавая. Ей, наверное, уже за пятьдесят; волосы черные, копной, обаятельная улыбка. Такое лицо не забудешь: гордая линия носа, высокий лоб. Одета небрежно, в какой-то просторный темно-синий костюм-двойку. Неожиданно для себя он пригласил ее выпить с ним кофе в знак того, что нисколько не обижен.

Она согласилась. Он взял у мистера Азиза буханку пшеничного хлеба, и они с Пенелопой перебазировались в кондитерскую по соседству. Там подавали отменный кофе. За соседним столиком над своей кока-колой сидела молодая пара, обсуждая достоинства и недостатки непонятно чего.

Солнце уже стояло высоко, было вполне тепло, чтобы сидеть за шатким столиком на тротуаре. Кофе на подносе им вынес официант, на вид явно иностранец – испанец, наверное.

– Ничего, если я закурю? – спросила Пенелопа, когда оба устроились. Стивен молча кивнул. Чашки были бледно-голубые с золотым ободком. Коричневый сахар оказался в кусках, в синей сахарнице, а не в узких пакетиках, как обычно. – Я вообще-то сейчас тороплюсь, – сказала она. – Перерыв всего час, мне еще на работу надо. Понадобилось заехать домой, расплатиться с женщиной, которая у меня убирает.

– Прошу вас, посидите немного. Может, она подождет?

– Она иностранка. Я ее вообще редко вижу. Мне так стыдно… Обычно я оставляю ей деньги на кухонном столике, а сегодня утром забыла. – Пенелопа выпустила дым и смущенно улыбнулась.

– Отчего же вам стыдно?

– Ну, как вам сказать… – Она засмеялась. – От того, что я только деньги ей оставляю, и все. Она же мне оказывает услугу. И мне как-то неудобно, что я никогда с ней не общаюсь. Наши отношения получились, на мой вкус, какими-то уж совсем коммерческими… продал-купил…