Кэтрин Фишер - Инкарцерон

Они спустились в винный погреб. Между штабелями бочек залегала непроглядная тьма; сверху чуть слышно доносились растерянные голоса стражников.

Подойдя к бронзовым Вратам, Смотритель быстро набрал нужную комбинацию, и они распахнулись. Миновав вход, Джаред снова ощутил тот же странный сдвиг пространства, что и прежде. По белым стенам пробежала рябь, и они словно выровнялись. Джаред огляделся — с его ухода ничего не изменилось. Его вдруг охватила тревога — где сейчас Клаудия, и что с ней?

— Вы отправили ее туда, не подумав, чем это может ей грозить. — Вытянув панель управления, Смотритель коснулся кнопок. — Процесс перехода опасен для тела и разума.

Полки над панелью скользнули внутрь стены, и на их месте зажегся большой экран, разбитый на квадратики, словно гигантская шахматная доска. Тысячи мерцающих изображений появились на нем — пустые комнаты, свинцовая гладь океанов, возвышающиеся вдалеке башни, какие-то пыльные закоулки. На глазах у Джареда по улице двигался сплошной поток людей, чахлые, болезненные дети жались друг к другу в отвратительной норе, мужчина сражался со странного вида животным, мать, с улыбкой на лице, кормила грудью младенца. Потрясенный, он шагнул ближе, следя за мигающими картинками, изображавшими боль, голод, противоестественные союзы и жестокие сделки.

— Все это Узилище. — Смотритель, обернувшись к нему, оперся руками о стол. — Изображения поступают с каждого из его Глаз. Только так мы сможем найти Клаудию.

Джаред почувствовал, как страшное отчаяние по капле вливается в него. В Академии Эксперимент считался одним из великих деяний Книжников прошлого, которые в благородстве своем пожертвовали последними мировыми запасами энергии для спасения пропащих душ, нищих, бедняков — тех, кто был презираем всеми прочими. И вот чем это обернулось.

Джон Арлекс, фигура которого застыла на фоне сменяющихся изображений, наблюдал за Книжником.

— Вы видите то, что всегда было доступно лишь взору Смотрителя, почтенный Джаред.

— Но почему вы… почему нам не сказали об этом?

— Наших ресурсов недостаточно, чтобы вернуть обратно всех этих людей. Они навсегда потеряны для нас.

Вынув из кармана часы, он протянул их Джареду. Тот механически взял их и непонимающе уставился на них. Смотритель показал на прицепленный к цепочке серебряный кубик.

— Почувствуйте себя богом, Джаред. У вас в руках сейчас весь Инкарцерон.

Боль, проснувшись вдруг, запульсировала резкими толчками. Пальцы Книжника дрожали. Сколько раз этот кубик оказывался у него перед глазами, и он едва замечал его? Сейчас же крохотный брелок наполнял его сердце ужасом, ему хотелось бросить его и отойти подальше. Неужели там, внутри — те горы, что видны на экране, леса серебряных деревьев, целые города с одетыми в тряпье людьми, где каждый стремится что-то урвать у такого же нищего соседа? Обливаясь холодным потом, Джаред крепко зажал цепочку в кулаке.

— Что, страшно? — негромко спросил Смотритель. — Надзирать за целым миром — работа, требующая мужества. Многие из моих предшественников не осмеливались даже взглянуть на него.

Тихонько прозвенел сигнал, и оба взглянули вверх. Изображения на экране уже не мерцали. Постепенно отключаясь, они уступали место одному, разворачивавшемуся из нижнего правого утла. Оно росло, квадратик за квадратиком, пока не заполнило собой весь экран. На движущейся картинке была Клаудия.

Джаред дрожащими руками положил часы и цепочку на стол. Девушка на экране разговаривала с Узниками — Книжник узнал Финна и другого, Кейро, который сидел, привалившись к стене. Гильдас скрючился рядом — кажется, он был ранен; возле него стояла Аттия.

— Мы можем обратиться к ним?

— Да, — ответил Смотритель. — Но сперва послушаем.

Он щелкнул переключателем.

— Узилище хотело помешать мне отыскать тебя. — Клаудия двинулась к нему сквозь мрак коридора.

— Тебе не нужно было приходить сюда, — проговорил Финн с трепетом — такой невозможной, нереальной казалась она здесь.

Аромат роз и странный запах свежего воздуха, который она принесла с собой, мучили его утраченным воспоминанием словно засевшая глубоко в мозгу заноза, которую хочется выдернуть, но не знаешь — как. Поднятой к голове рукой он мог лишь страдальчески потереть веки.

— Идем же со мной. — Она протянула ему руку. — Обратно, в наш мир. Скорее!