Кэтрин Фишер - Скарабей

Между песчинками остаются крохотные щелки.

Я спрятался в одну такую щель, а ко мне ползло насекомое, огромный жук, в сияющем черном панцире, и на когтях у него топорщились щетинки.

Он подхватил меня и перевернул на спину. Я упал. Кружилась голова. Меня с ног до головы облепил мусор — помет и пыль, дохлые муравьи, обрывки листьев. Мы стали единым комком мелких существ, и жук неуклюже катил нас всех в темноту.

Он схоронил нас.

Но мы стали солнцем, и прорвали земную кору, и воспарили в небо.

Узкий проход оставался только с самого края.

Но даже при этом ступица, торчавшая из деревянного колеса, перекрывала дорогу, и пришлось, втянув живот и не дыша, протискиваться боком. А до смерти надоевшая черная накидка предательски цеплялась за стену.

Но за повозкой все же можно было спрятаться.

Забившись туда, Мирани ухватилась за доски, поставила ногу на ступицу и, осторожно подтянувшись, выглянула.

Повозка была нагружена апельсинами. От их запаха, резкого и сладкого, текли слюнки, у голодной Мирани еще сильнее засосало под ложечкой, заныли потрескавшиеся губы. Ей уже много недель не доводилось съесть целый апельсин. Стащить бы хоть один! Но на площади, в пыли, играя в кости, сидели три стражника из войска Аргелина, и риск был слишком велик.

Загремели кости.

Мирани прикусила ноготь, потом поймала себя на этом и вынула палец изо рта. Эта привычка была у нее в раннем детстве и в последнее время неожиданно вернулась. Ретии по-прежнему не было видно. Где она? Девушки договорились встретиться, когда над Городом пробьет полуденный гонг. С назначенного времени прошел уже целый час. Наступила самая жаркая пора, улицы Порта притихли. Закрылся рынок, люди разошлись по домам. По раскаленным мостовым бродили только бездомные собаки.

«Что она затеяла? Уж не поймали ли ее?»

Она спрашивала себя скорее по привычке, потому что ответа все равно не было. Может быть, никогда и не будет.

«А где же ты, о Ярчайший? — сердито подумала она. — Куда ты подевался, когда так нужен мне?»

Площадь располагалась высоко над кварталом Сукновалов. Ретия выбрала для встречи это место, потому что отсюда было пять разных выходов, а окрестные улицы представляли собой лабиринт из дворов, переулков, лестниц, увешанных сохнувшим бельем. И в этот час здесь обычно никого не бывает.

Однако надежды не оправдались.

На другой стороне улицы, у закрытых ставень винной лавки стояли несколько солдат. А через мгновение появилась целая фаланга новых наемников Аргелина — людей с бледной кожей, в непривычных одеждах, говоривших на незнакомом гортанном языке. На глазах у перепуганной Мирани они промаршировали вдоль улицы. На солнце блестели бронзовые доспехи, ножные латы, наконечники копий.

Аргелин что-то затеял.

Присев на корточки, превозмогая боль в онемевших ногах, она смотрела, как солдаты остановились посреди площади, возле статуи Царицы Дождя.

Офицер отдал короткую команду, колонна распалась, люди утерли пот с лица, расседлали мулов, сняли с них вьюки. На замкнутой площади эхом зазвенели голоса. А вокруг, на стенах белых зданий, полыхало яростное солнце.

Мирани облизала пересохшие губы. Если вернуться под тень вон того полосатого навеса, то, может быть, удастся юркнуть в ближайший переулок, ускользнуть, не привлекая лишнего внимания.

Но если ее остановят…

А что делать, если появится Ретия?

Вдруг послышался шум, Мирани обернулась. Из дома напротив выбежал невысокий пожилой человек. Тревожно крича и хватаясь за голову, он помчался прямиком к солдатам.

Наемник, стоявший ближе всех к старику, недолго думая, схватил копье и сунул бегущему под ноги. Старик споткнулся и упал, тяжело ударившись о землю.

Наемники расхохотались. Один из них отпустил какое-то замечание.

Старик с трудом поднялся на колени, в мольбе простирая руки, и до Мирани донесся его хриплый, почти неразборчивый шепот:

— Не делайте этого. Прошу вас, добрые люди! Вы затеяли страшное злодеяние. Это святотатство!

Наемники, видимо, не поняли ни слова. Один из них небрежным жестом толкнул старика в грудь; тот упал, хватая воздух ртом, а солдаты вернулись к своей работе.