Татьяна Мудрая - Меч и его Эсквайр

– За что? Ставки меня устраивают. (Господи боже правый, мелькнуло у меня в мыслях, он же не только марабут, он избранный, федави , их обучают бросать в чашу всё, что имеют, – ради одной заветной цели.)

– Когда начнем?

– Как вам будет угодно, батюшка.

– Сейчас. Только прикажи, чтоб тебе другой меч дали. Простой и мёртвый .

Мёртв был и я – после того обмена репликами.

Моргэйн снял Торстенгаля с плеча и отдал куда-то за ряды. Сказал просто:

– Пусть кто-нибудь из королевских офицеров отыщет нам с Его Величеством два одинаковых клинка. Ему тоже не к лицу марать о меня сам великий Кларент.

Неужели он прав, подумал я, и король намеренно взял себе освященное оружие, чтобы… отдать? Какая ересь.

Тем временем кто-то протянул обоим рукоятью вперед парные офицерские мечи – прямые, на одну руку и в совершенно одинаковых ножнах. Такие, бывало, делали на заказ для «обоеруких» бойцов старой закалки, которые рубили одинаково хорошо и на правую, и на левую сторону. Они приняли – каждый свое оружие. И тотчас, как по команде, задвигались ряды: Люди Моря узким полукругом выстроились перед нашими бойцами, а те сходно перекрыли ба-нэсхин доступ к центру поля, став как могли плотно и сцепив руки.

Они спешились и вошли в круг. Разделись до рубах. Чёрные. Вошли в круг… Мой сын. Мой внук. Семя Хельмута.

Сначала оба прощупывали друг друга, испытывали чужое для обоих железо. Потом Орт ударил – нехотя, будто не ожидая, что из этого будет прок. Моргэйн парировал – также неторопливо. И отдал удар. И еще: двойной удар – двойной отклик на него.

…Потом сразу началось такое, что ничей глаз уже не мог уловить, когда лезвие или острие удается отбить, а когда оно касается нагой плоти. Когда нас обучали искусству владеть скимитаром, то предупреждали: «Не позволяйте ему совершить с вами то, что вы хотите сделать им самим», Но в этом была неправда. Если хочешь победы – отдайся своему оружию всецело, как это делают одержимые боем. А плата за безумие подождет….

Они кружат, как два кречета в небе, и обмениваются ударами. Что становятся всё яростнее. Кто-то из них пролил малую кровь – или оба. Не видно на ткани – лишь на запястьях, на обнаженной шее. На лицах, излучающих прежнюю ярость.

…На груди короля, сорочка которого распахнулась от ярости последнего, безрассудного выпада, нацеленного в грудь сына и попавшего чуть пониже левой ключицы.

И оба падают в талый снег, в растоптанную грязь: Ортос ничком, Мор, на долю мига застыв в недоумении, – плашмя. Меч покачивается в ране, как пестик чудовищного тёмного цветка.

… В своих потомках .

К ним бросились со всех ног и со всех сторон, но тут Эстрелья, по-прежнему стискивая мою руку и подняв свою ладонью вперед, ринулась к поверженным телам:

– Моё право!

За ней – Фалассо.

– Право!

Библис. Бельгарда. Выпрямились и прикрыли павших собой. Они-то откуда взялись?

И посреди четырех буйных стихий – две непреклонных стальных фигуры. Торригаль и Стелламарис.

– Право королей.

И уже тише. Это Эстрелья:

– Королевского медикуса. Лекарей. Носилки. Один пока не погиб, другой не так тяжело, но ранен. Добивать не позволю. Уносить с собой – тоже. Суд у нас в другом месте. Энгерран!

– Я здесь, высокая госпожа мейсти.

– Следи, чтобы всё здесь совершилось как должно. Эй, не теснитесь. Три больших шага назад – один, два, три! Пропустите… Пропустите.

Круг расширился, расцепился. Поднялась суета, но уже отыскавшая для себя границы.

Их кое-как перевязали. Унесли.

Морская волна отхлынула – как я понял из отрывочных реплик, у ба-нэсхин были где-то во вьюках натяжные пологи с циновками, и они собирались ждать развития событий тут же на месте. Королевское войско разошлось по приказу командиров: более охотно, чем эти приказы давались.

Я отправился вслед за Эстрельей и ее отчимом, ибо не знал, куда теперь себя девать.

Они и в самом деле вселились в мою прежнюю гостиницу всей малой семьей: как ни странно, так и суетилась под ногами всякая ребячья и кошачья мелочь, будто я снова был в Скондии. Меня не спросили ни о чем, просто сунули в одну руку миску с чем-то горячим, а в другую – ложку. А потом повалили на какое-то не совсем жесткое ложе – как был одетого и в сапогах.

Утром я от них же узнал новости.

Король Ортос не выжил – да мало кто в этом сомневался. А поскольку сходная помощь обоим поединщикам была оказана вовремя и по всем правилам, вина его в попытке захвата чужих земель, развязывании войны и казни противящихся тому военачальников (даже, оказывается, не одного) не вызывает никаких сомнений. Однако Моргэйну оттого нисколько не легче. Его рана более или менее легко поддается лечению, однако невелика в том радость, ибо потом…