Татьяна Мудрая - Меч и его палач

Так что на третьи сутки мы расположились в караван-сарае – Дворце для Верблюдов или, скорее, для Лошадей. Месте, где особое внимание уделялось четвероногим, ибо, как провещал Туфейлиус, не они на нас, а мы на них ездим. Ну и для двуногих тут было устроено неплохо: каморка позади открытой террасы с высоким арочным сводом, в каморке на полу чистые матрасы, в одном углу – чистый ключ. Кажется, воду развели по каморкам специально. Скоты находились на первом этаже, мы – на втором, прямо над ними.

А горы… Сейфулла был прав. Они показались на третий день – точно краешек чьего-то хищного рта, полного белых снежных зубов. И с тех пор не приближались, кажется, ни на сколько.

– Что за ними? – спросил я.

– Львы, – повторил Сейфулла сказанное прежде.

– Туда можно пройти по перевалам?

– Доберешься до гор – попробуй.

– Там царство Рху-тин, – добавила Рабиа совершенно будничным тоном. – Они к нам проходят, мы к ним – не можем. Оттого и стоит на вершине одной из гор наш замок Аламут, чтобы надзирать за событиями. И цепь иных замков.

Прекрасно. Кажется, здесь Рутен простирает свои руки на все окружающее.

На одной из стоянок, вокруг костра, горящего в сплошной ночи, Арман мечтательно произнес:

– Я видел рутенские вещи: они удивляют и приводят в восторг, даже когда не знаешь, к чему их применить. Тонкие механизмы для рисования и оттиска книг. Инструменты для того, чтобы следить за морем и звездами. Теплые и легкие ткани, которые не горят и не гниют. Посуда, с виду простая, но сохраняющая тепло в течение многих дней. Как им удается такое?

– Ты можешь представить себе мир, где природа не возвращается к себе каждую весну обновленной? Не стряхивает с себя то, что человек навязал ей неумелым своим рачением, и не сохраняет, преумножая, угодное ей из людских деяний?

– Нет. Как можно! – покачал головой юноша.

– Вот это и есть цена, которую платят рутены. Они привязали мир своих дел к миру своего бытования, чтобы они двигались вперед в одной упряжке. И истощают родящее лоно своим механическим дерзновением. Требуют чудес – и их получают.

– А как тогда быть – надо просто идти по дороге, как мы сейчас, и принимать то, что она дает? – спросил Арман. – Или у человека не достанет на это мужества?

Я не понял всего, но переспросить побоялся. Потому что дальше продолжала Рабиа, укачивая на руках сонного и разомлевшего Орта:

– Рху-тин омывает нас, как бурное море – остров. Море – это в Готии, я видела, как оно глотает сушу, и куда реже – как извергает ее назад, меняя очертания берегов. Так и мужчины Рху-тин берут наших женщин себе, иногда остаются здесь на короткое время, но чаще увозят через перевалы и перемычки. Похоже, и мы для них как оплотненный призрак, и они таковы же для нас. Оттого рутены и не умеют вложить в наших жен свое семя – только свою тоску.

Орт почмокал губками на эту тираду: от молока он становился все краше, волос с тельца отпал, остался еле заметный пушок, как на зрелом персике.

А мы всё двигались вперед, без видимой цели – просто чтоб идти по широкой дороге, выложенной шероховатыми белыми плитами. Чем дальше, тем более гладко они были пригнаны друг к другу.

– Эта дорога ведет куда-то? – в очередной по счет раз спросил Арман Сейфуллу.

– Все дороги куда-то ведут, – философски ухмыльнулся наш хаким.

– А куда по ней можно приехать?

– Куда тебе угодно – если ты четко поставил перед собой цель. Или просто куда угодно – если ты получаешь удовольствие от одного движения по ней.

Мы не удивились этой перекличке: по всей видимости, она входила в процесс нашего обучения. Когда мы остановились во Вробурге, он прервался, а вот теперь продолжался снова – похоже, прямо с той беседы об опасности идти наперекор всему сущему.

Вкрадчиво и постепенно мы добились от Туфейлиуса внятного объяснения.

Оказывается, Сконд, в отличие от Франзонии, Готии и Вестфольда, имеет главный, даже наиглавнейший город. Нет, не такой, где стоит западный король и владыка в качестве «равного среди равных» и над которым развевается его личное знамя. Град, имеющий «тархан», или «дархан», то есть грамоту, позволяющую его жителям никому не платить налогов, а напротив, самим их собирать для вящей славы своих купцов, ремесленников и воинов. И своего благородного держателя, Скон-Дархан, который блюдет порядок во всей обширной стране и даже за ее окрестностями.

– Я там живу, – объяснил наш хаким. – Родня держит для меня и Рабии добротный старый дом, я позволил его заселить, чтобы не отсырели стены и не попортилась мебель.