Михаил Васильев: ЛУДДИТЫ

-- Не балеруном, а балетным критиком, - хмуро возразил Какаш. – Искусствоведом. Только нету сейчас ни балета, ни искусства.

-- Вы сегодня доприкалываетесь у меня! – прикрикнула трактирщица, которая давно и с неудовольствием следила за ними. – Точно, в ПИП вас сдам.

-- Наверное, выбрали все из Невы, ничего не оставили, -- сказал Эдвард. – Надо будет у жены спросить. Она у меня в этом самом ПИПе служит. В передвижном историческом пункте, то есть. Вице-архивариус уже. Так, глядишь, и во второй класс выбьется. И я вместе с ней второклассником стану.

-- Она тоже в крепости людей бьет и языки режет? – язвительно спросил Какаш. – Дома хоть не тренируется на тебе?.. Посредством чугунной сковородки или еще как.

-- Не людей, а болтунов, -- строго поправил Эдвард.

Трактирщица пропала где-то в глубине харчевни, стучала там своим револьвером. Опять что-то колола, забивала гвозди.

-- И когда он выстрелит у нее? - Джакузя с опаской косился на стук.

В харчевне становилось темнее и засветились стены из люминесцентного пластика, на них проявилось множество лозунгов. Самый большой – «Водка – всему голова!» И подпись под ним. Какой-то М.С.Горбачев.

Опять появилась трактирщица и прогнала обильно курящих луддитов наружу. За столом остался только окончательно ослабевший от выпитого Теймураз. Этот заснул, уткнувшись в тарелку, будто ел лицом остатки своей корюшки.

Наступал блаженный летний вечер. Жара исчезла, осталось ласкающее тепло. Пока было светло, и то, что это все – вечер, можно было понять только по звукам. Ставшими по-вечернему глухими и гулкими.

Работа на заливе не прекращалась ни днем, ни ночью. Напротив на другом берегу уже появился передвижной разделочный цех, похожий на гигантский контейнер. Сейчас к нему медленно подходило какое-то непонятное судно, все черное, блестящее от мокрой грязи. Явно, только что поднятое со дна Ладоги. На палубе утопленника, обреченного на вторую смерть, уже мерцали огоньки плазморезки. Над цехом повис гравитодирижабль с какой-то большой надписью на непонятном зарубежном языке на борту. Рядом с ним кружились чайки, доносились их жадные крики, похожие на ржавый скрип. Из иллюминаторов им бросали хлеб. Это было не видно издалека, но понятно. И вот разлетелись. Донесся мощный гул. Из цеха поднимался в воздух огромный куб спрессованного металлолома, за ним – уже другой. Несмотря на светлый вечер, открытая палуба дирижабля была дополнительно освещена прожекторами. Ярко, будто сцена. На ней появился одинокий грузчик в нарядном зарубежном комбинезоне. Просто руками он принимал теперь поднимаемый гравитокраном груз. Картинно и будто демонстративно двигал его над палубой вытянутым пальцем.

-- Я думал, что в Зарубеже живут только негры, -- заговорил Джакузя. – Сильно слаборазвитые. Ну, еще мулаты. Эти хоть туда-сюда...

В небе тянулись серебристые дирижабли. Выше и ниже, повсюду.

-- Как много их стало, -- заметил Эдвард.

-- И все металл увозят, -- отозвался на это Какаш. – Разбирают нас. Возрождение, что ты хочешь...

-- Я помню времена, когда здесь по берегам сплошняком речные гаражи стояли, -- опять сказал Джакузя, -- непонятно чьи. Ангары, причалы. Весь берег железным был. Потом какая-то фирма его в концессию для освоения взяла. За неделю все сожрали, ничего не осталось. Голая грязь. Говорят, чего только внутри этих гаражей не было!.. Тиски, верстаки, цепи, всякий инструмент. Катера, целиком алюминиевые... Даже бетонные заборы и плиты тогда раскрошили на арматуру.

По Ладоге тоже густо тянулись суда. Поменьше, побольше и совсем большие. Самоходные баржи и океанские сухогрузы. Ближе всех двигалась и уже подходила странно окрашенная яхта. Совсем вблизи стало понятно, что это траурный катафалк. Вот он остановился, а вот оттуда поднялся в воздух кто-то в черном фраке и высоком цилиндре с гравиторанцем за спиной. Протянул перед собой руки и уронил в воду мраморный куб, сверкнувший на прощание позолотой. Луддиты смотрели на это с отчетливой завистью.

-- Первый класс, -- сказал, наконец, Эдвард. – Первоклассника хоронят. По высшему разряду!

-- Кому как пафоснее, -- произнес Джакузя. – Сейчас урны, сейчас так модно. А нас после крематория хорошо бы хоть порошком там рассыпали... Та самая фирма, что берег осваивала, и кладбища тут повсюду сровняла, -- добавил он, -- Года три назад я еще кое-что находил там. Стальные кресты под землей, ограды, один раз – плиту с латунными буквами...

Луддиты пировали еще полночи, и все заснули на месте. Рано утром Эдвард опохмелился, сунув голову в бочку с огурцами. За особую плату – бронзовую медаль «За восстановление черной металлургии Украины».