Михаил Васильев - ЛУДДИТЫ

-- Ultima ratio. Я знал, что нашел неоспоримый довод, -- послышалось сверху. – Специально перевожу для модернизированного поколения. Считайте, что я махнул рукой в знак согласия. И швырнул кепку на землю.

Медный моток полетел вниз. Эдвард поймал его в воздухе и надел на шею.

-- Ну что? – неопределенно спросил Джакузя и мотнул головой в сторону. Там были видны крыши деревни. Дальше из воды нового Шлиссельбургского залива торчали красно-коричневые вершины крепостных башен. На одной даже сохранились остатки островерхой крыши.

-- Ну, давай, -- также неопределенно ответил Эдвард. При этом они, кажется, хорошо понимали друг друга.

Два луддита двинулись к стоящему на краю деревни арочному сараю из гофрированного пластика. Над ним весело горели на солнце буквы из виртуального золота « Харчевня ЗОЛОТОЙ КЛАД ».

-- Как давно пить хочется, -- заговорил Эдвард. – Сейчас бы доброго пива – побыстрее!

-- Да нет, -- не согласился Джакузя. – Пиво сейчас не поможет.

Улица перед харчевней была по-деревенски замощена кирпичом. Земляной пол внутри нее, оказывается, тоже.

-- Угости водой, красотка! – сказал Джакузя, входя в темноватое помещение.

Красоткой оказалась мордастая девка, совсем молодая, но могучая. В чем-то бесформенном, одетая сразу во множество всяких разнообразных одежд. Наверное, чтобы показать свой достаток, так было сейчас модно. Бигуди, будто синие черви, запутались в ее волосах.

-- А шампанского, случайно, нет? – послышался знакомый голос из дальнего угла. – Средство, как известно, недурно действующее в рассуждении веселости.

Де Какаш со своим варваром, оказывается, уже был здесь, белел в сумраке повязкой на голове. Сидя за столом, смотрел сквозь очки с разбитым стеклышком. Приспущенные на повязку взлохмаченные волосы, в сочетании с бакенбардами, сейчас делали его особенно похожим на крупную обезьяну. Недавние противники теперь были без своих резиновых доспехов. Плосконосый в какой-то рваной бабьей кофте, а Какаш в истончившейся от ветхости рубахе.

Стол в харчевне был один, во всю ее длину. Двое восседали в его конце, босиком, сняв сапоги и бросив портянки перед собой, рядом с тарелками. Варвар глядел исподлобья и горстями пихал в рот жирную корюшку.

-- Самогону! – с достоинством произнес Эдвард. – Без сиропа.

Положил на прилавок спираль электрокипятильника.

-- Старая добрая нержавейка! Самая настоящая, -- похвастался Джакузя. – С нихромовой нитью внутри.

-- Прикалываетесь!? – проворчала трактирщица.

Ухватив Эдварда за проволоку на шее, она подтянула его ближе. Ловко отрубила кусок этой проволоки – положила ее, будто на наковальню, на алюминиевую статуэтку какого-то лысого и бородатого мужика и стукнула сверху рукояткой здоровенного револьвера неимоверного калибра. Лысина алюминиевого страдальца была уже сильно покорежена от постоянного употребления. Отхватила с изрядным запасом. Эдвард разинул было рот, собираясь протестовать, но, подумав, закрыл.

В харчевне пахнуло застывшим жиром. Сейчас, от голода, даже этот запах казался приятным. Обнаружилось, что на грифельной доске мелом написаны названия блюд. Теперь, с наступлением Возрождения невиданные блюда появлялись каждый день и везде, иногда странные на слух. «Пирог с орехами и хлопковым маслом». «Мясные орехи». «Пена мясная с арбузным уксусом». Возглавляло меню, и самым дорогим здесь было картофельно-авокадное пюре.

К самогону луддиты взяли для начала вареную рыбу с почти неприличным названием простипома. Их антагонисты, как было заметно, уже пропили чугунный котелок, спасший сегодня варварскую голову. Тот стоял на стойке, по-прежнему такой же грязный, с остатками помойной земли в нем. В этом заведении подобное явно никого не беспокоило, здесь к этому привыкли.

Где-то в своей клетке неуверенно пробовала голос канарейка. Все здесь было стилизовано в старом простонародном стиле. Настоящий граммофон. Лавки, бочки, деревянные ведра по углам и даже в камине. Словно бы случайный бытовой хлам. Лучшие из трофеев, пропитые прежними луддитами, теперь служили здесь украшениями. Сразу несколько самоваров стояли в разных местах. Самой разной ценности: от заводских алюминиевых до самых древних, даже медных. На стойке – старинные весы с чашами под колпаком из толстого стекла. Еще много всего, менее ценного – по углам. От этого харчевня выглядела, как нечто среднее между распивочной и антикварной лавкой. Обычной телестены здесь не было; оказалось, ее панель прибили к потолку. Видимо, чтобы не порвали пьяные. Этот телепотолок говорил то тише, то громче, иногда почти вскрикивал. Специально для тех, кто отвлекся и перестал обращать на него внимание. Из открытой двери кухни доносился запах жареных грибов. Было видно, как повар вскрывает там большущую банку тушенки с надписью на старом запрещенном языке. Враждебные луддиты на своем конце стола теперь раздирали на части жареную тушку какого-то животного.