Игорь Поляков - Доктор Ахтин. Бездна

— Ну, тошнит по утрам, иногда днем бывает.

Доктор кивнула. И, улыбнувшись, сказала:

— Это ерунда. Вот когда рвота после каждого приема пищи, когда от запаха мяса выворачивает, когда можешь пить только воду, вот тогда можно говорить о раннем токсикозе. У вас, Мария Давидовна, сейчас девять-десять недель беременности. Скоро ваша тошнота пройдет. Вот вам направление на ультразвуковое исследование через две недели, — врач протянула бланк, — там указано дата, время и место.

— Может, не надо УЗИ, рано еще, ультразвуковые волны могут повредить плоду, — неуверенно сказала Мария Давидовна.

Светлана Геннадьевна, вздохнув, грустно посмотрела на пациентку:

— Надо, дорогая моя, надо. Вон только что женщина пришла с результатом УЗИ, — она показала рукой на дверь, — неделю назад пришла вставать на диспансерный учет, сразу отправили на УЗИ, и вот результат — множественные грубые пороки развития у плода в сроке двадцать недель. Отправили на пренатальный консилиум, надо прерывать беременность. А вот если бы она пришла раньше, и УЗИ сделали бы в сроке десять-двенадцать недель беременности, то всё было бы значительно проще и для её здоровья, и для нас.

Мария Давидовна кивнула, соглашаясь с доктором.

Выйдя из поликлиники, она посмотрела на часы — до встречи со следователем оставался час. Вполне хватит времени, чтобы дойти до фонтана пешком. Она неторопливо брела по тротуару и задумчиво смотрела на окна домов. Люди продолжали жить своей жизнью, не замечая маленьких и больших трагедий, происходящих рядом с ними. Они смеялись и плакали, любили и ненавидели, создавали и разрушали, и каждый был на сто процентов уверен, что события именно его жизни самые трагичные или самые радостные, что любовь самая верная, а ненависть — праведная, что созданный дом прочен, а если он упал, то виноваты окружающие его недалекие люди.

Уже смеркалось, когда мы вышли к реке. Густой еловый лес стал редеть, все реже попадались сухие поваленные деревья, под ногами мягко пружинила трава. Ручей, вдоль которого мы шли, примерно час назад внезапно исчез, причем мы это заметили не сразу. Виктор предположил, что он продолжает бежать под землей, и мы пошли дальше. Деревья внезапно расступились, и перед нами оказалась река шириной не более пяти метров. Течение несильное, берег пологий, вода чистая.

— Ну, это просто широкий ручей, — разочарованно бормочет Валентин.

Виктор, согласно кивнув, говорит:

— Странно, я, конечно, знаю далеко не все реки, но такой вроде не было в нашем районе. Может, Березовка, — предполагает он, — но она значительно севернее, километров на двести. Нет, этого не может быть. Ладно, ночуем здесь.

Виктор показывает на поросший травой берег.

— Мы с Валентином ставим палатку, а ты, Михаил, собираешь дрова и разводишь костер. Давайте шустро, пока еще светло.

Когда стемнело, всё было готово. Палатка стояла, весело трещал костер, рядом с которым лежала охапка хвороста, в котелке закипала вода. Когда Виктор протягивает мне открытую банку каши с мясом, Валентин негромко произносит недовольным голосом:

— Наши запасы пищи рассчитаны на двоих.

Виктор спокойно смотрит на него и отвечает на незаданный вопрос:

— Мы сейчас в тайге. Здесь другие законы выживания. Совсем не такие, как в городе.

— И что мы будем делать, когда еда закончится?

— Ловить рыбу, собирать грибы, — пожимает плечами Виктор, — но, думаю, до этого дело не дойдет. Скорее всего, завтра или послезавтра мы выйдем к людям. Когда вернемся ко мне на хутор, я верну тебе деньги.

— Хочешь сказать, что мы не идем на Ветлан?

— Нет.

— Почему?

— Потому что, — коротко отвечает Виктор.

Я смотрю на недовольное лицо Валентина. Отблески пламени на нем создают странную картину, словно он с трудом сдерживает рвущегося изнутри дьявола. Это впечатление длится не больше секунды, потом Валентин берет свою банку и начинает кушать.

Я думаю о своих спутниках. И если Виктор вызывает у меня уважение, то от Валентина исходит опасность. Пока не знаю какая, но мне бы не хотелось узнать об этом, когда будет поздно.

— Налей мне, пожалуйста, чай, — протягивает мне кружку Виктор.

Я, наклонив котелок, наливаю напиток в кружку. Затем говорю:

— Валентин, давай свою кружку, я сразу и тебе чай налью.

Он, глядя на меня исподлобья, передает мне кружку. Я обхватываю сосуд пальцами, как бы невзначай сжимая его пальцы. Всего лишь на короткое мгновение, которого мне вполне достаточно. Валентин отдергивает руку, словно он обжегся, прикоснувшись ко мне. Но ничего не говорит. Опустив глаза, он продолжает работать ложкой, а я спокойно наливаю чай в кружку.