Макс Корбин - Гринвуд

— И я. Верно говорю, сильф [15] Сильф — воздушный фэйри. Может исцелять большинство болезней. ?

— Верно, человек. — Звонкий смех эхом разлился по пляжу.

Воздух заискрился сотнями красок и явил прозрачный лик прекрасной белокурой девушки. Из одежды на ней был лишь легкий сарафан. Такой же нематериальный, как и сильфа, но под ним легко угадывались очертания тела. Сильфа подлетела к Лиаму так близко, что, будь она из плоти и крови, непременно уперлась бы носом.

— Ты больной.

— Я? Нет.

— Больной! — Сильфа ткнула Лиама пальцем в сердце. Не в грудь, нематериальная ручка легко прошла сквозь плоть. Как вспышка марева на месте сильфы вдруг оказалась Таллия. — Мерзость! Фу! — Сильфа схватила сердце, мир померк, стал до жути скучным и однотонным, фэйри рывком вытащила из груди комок красновато-бурой жижи. Лиам повалился на колени от яркой, словно солнечная вспышка, боли. Сильфа размахнулась и запустила комок далеко в море. — Вот теперь — не больной.

— Спасибо большое, — опомнился первым Дуги.

— Ха-ха-ха! — Пак благодарит за человека.

— Он друг.

— Действительно? — Сильфа ринулась на Дуги, тот невольно выпустил когти, но фэйри лишь уткнулась в него носом, как и в случае с Лиамом. — Ши! Извините меня, благородный. — Сильфа отлетела и, сделав прекрасный воздушный пируэт, умудрилась склониться, левитируя над песком.

Одновременно три удивленных голоса переспросили:

— Ши?

— Так что, можем идти в Хорнвуд?

— Вы — конечно, он — нет. Он мерзкий! — Сильфа ринулась к Ратлеру, намереваясь запустить руку в его нутро.

— Нет, — вновь одновременно воскликнула вся троица.

— Как скажете, благородный.

— Послушай, никакой я не благородный, — начал злиться Дуги. Он уже принял привычный облик, ведь вокруг, по словам сильфы, чужих не было.

— Как скажете!

— Прими нашу благодарность за излечение сердечного недуга.

Чтобы перевести разговор на другую тему и сгладить неловкость, да и, в конце концов, чтобы Лиам не стал должником фэйри, Финли поднес Сильфе флакон зелья. Фэйри — они на редкость беззлобные и бескорыстные, завтра уже могут и не вспомнить, но другие фэйри могут перекупить долг или выменять на глупую безделушку, а уж потом востребуют по всей строгости.

— Ой, да что вы, не стоило! — Тем не менее флакон оказался в руках раньше, чем сильфа договорила. — Так-так-так, — сунула сквозь него палец. — Ой, какая красота! А сколько трав! Спасибо, теперь я точно Ивет от бесплодия вылечу, а то на нее уже вся семья искоса смотрит.

— Ты зачем зелье от бесплодия таскаешь? — прошептал Лиам Финли.

— Обычный бесспиртовый тоник. Общеукрепляющий. Даже и подумать не мог, что он на такое способен.

— Ну-ну.

— Не нукай, обыщи нашего красавца. Деньги, драгоценности отобрать и лучше всего выбросить.

— А можно часы оставить, я к ним давно приглядываюсь.

— Сильфа… а как тебя зовут? Я, кстати, Финли, это Лиам, это Дуги.

— Коринн, — ответила сильфа, — приятно познакомиться.

— А скажи-ка нам, Коринн, может Лиам оставить часы?

— Брать чужое нехорошо, — надулась фэйри.

— Уж он заслужил больше, чем просто быть обобранным, — заявил Дуги.

— Как скажете, благородный.

— Ну вот, опять заладила… — Лиам остановил излияния коротким жестом.

— Вреда мне не будет?

— Часы новые, еще не пропитались гадостью, — ответила сильфа.

Будем считать — заслуженный трофей.

Лиам основательно проверил карманы, а Дуги прошелся по швам и подкладкам на предмет наличия тайников. Все документы Финли сжег, а деньги Лиам выбросил в море. Потом Финли вновь достал склянки.

— Что с ним делать будете? — спросила Коринн.

— Память сотрем.

— Ой как хорошо.

— Хорошо?

— Ну да, он там такой гадкий! — Сильфа указала пальцем на лоб министра. — Брр.

— Это не навсегда. На полгода максимум.

— И то хорошо. Если за ним присмотрим, может немножко измениться в лучшую сторону.

— Он из тех, кто сжигал невинных на кострах. Такие не меняются.

— Меняются все! Даже благородный Голдфаер изменился.

— По мне так он просто освободился от клятвы.

— Ага, и изменился. Он больше не охотится на людей.

— Хм, от такого полезно иметь открытую услугу, — вставил своих пять копеек Лиам.

Открыв министру рот, Финли всыпал несколько цветных порошков, добавил пару капель сиреневого зелья. — Все, пошли.

— Я останусь, — сказала Коринн. — Провожу его в деревню, когда проснется.

— А нам разве провожатый не полагается?