Юрий Симоненко - Год 2077-й

— Таскают чего? — предположил Петька. Пока отец рассуждал вслух, он разлил по кружкам чай, себе и Ваське, и теперь громко хлебал, показывая домашним, что он второй мужик в доме.

— Именно! — подтвердил Мыкола. — Умный парень у нас растет, мать! — громко объявил он так, чтобы гремевшая посудой за гру́бой жена услышала. И глянул с прищуром на сына. Тот явно гордился похвалой отца. — Ездят, значит, ры́скатели эти всякими ебенями… — продолжил Мыкола о деле, — ездят… и тут, хуяк, потерялись! И откуда ихним знать, где они на этих двустах километрах потерялись?

Петька с тупым видом поскреб в загривке.

«Нет, все-таки, долбоёбом растет пацан…» — подумал про себя Мыкола, вставая с кресла.

— Собирайтесь! Идем в засаду садиться. Только это… Васька, давай, оденься как подобает… — (Васька глянул на главу семейства испуганно и часто закивал.) — Петька, отдай ему свое ружье, а сам бери мою «Сайгу». Всё, пять секунд на сборы.

Через час Мыкола с сыном Петькой и его дружком Васькой (кем ему приходился Васька — невесткой? невестом? снохой? снохом? — Мыкола затруднялся определить), сидели в чащобе, глядя прямо на дорогу на Тауруп, с которой выворачивали следы нескольких пар колес. Дорога просматривалась примерно на полкилометра, и дальше опускалась за пологий бугор и терялась из вида. До Таурупа отсюда было километра четыре. Поперек, прямо перед засадой, лежала другая дорога, вправо по которой через два километра был хутор Исаевский (там дорога становилась улицей Юбилейной), а влево, через четыре километра — поселок Благополучненский (там дорога превращалась в улицу Степную). Если двигаться по дороге дальше, за Благополучненский, еще километра три, там будет хутор Красная Поляна (и дорога там станет улицей Дружбы). Оба некогда населенных пункта, и Исаевский, и Благополучненский, и стоявшее чуть раньше и левее последнего село Таврическое, мимо которого гости из-под Екатеринодара тоже проезжали, были необитаемы. «Кабанчики» там не селились, боясь крепкого семьянина и хозяина Мыколу. Отловить кого-то можно было только в Красной Поляне, или в Красном, или в Шкýринской. Но там везде поблизости другие такие хозяева живут, которые «кабанчиков» ловят, с которыми Мыкола старался поддерживать добрососедские отношения. Мыкола, конечно, туда захаживал, но сильно не наглел. В Кущёвке, там воронка и одни развалины; есть несколько домов вдоль бывшей федералки, но «кабанчики» там не живут, — огороды не родят, да и по дороге, случается, ходят всякие лихие люди. Тот же Мыкола и ходит. Иной раз случается Мыколе изловить «кабанчика» дикого, отбитого на всю голову, но с таким всегда бывают трудности, — отбитого не зашугаешь, только вязать и палкой гнать до самого сарая; да и больные они обычно все, и не только на голову. Из ры́скателей «кабанчики» плохие, — такого даже если под замок посадишь, он возьмет да убежит и беды наделает… Нет, этих только на солонину да в лéдник. А вот добра с них Мыкола точно возьмет. И устроит всей семье праздник.

Мыкола решил выбрать именно это место из расчета на то, что в каком бы направлении ни двигались ры́скатели, на идеально ровной и прямой дороге на расстоянии до трехсот метров (профессиональным снайпером Мыкола не был и трезво оценивал свои возможности) они будут как мишени в тире. В тирах Мыкола, конечно же, не бывал, но и совсем уж неучем не был. С малых лет — а было ему полных тридцать три — Мыкола собирал оружейные журналы и знал, что такое тир. Несмотря на острый дефицит патронов, Мыкола регулярно устраивал с сыном импровизированные стрельбища на таких вот дорогах, где стрелял по самодельным мишеням.

Он залёг в глубине чащобы, за поваленным ураганом деревом, устроив удобную подстилку из принесенного с собой каучукового коврика, предварительно расчистив обзор от мешавших веток. Петьку и Ваську, переодевшегося в нормальную мужскую одежду, Мыкола усадил впереди и правее так, чтобы по его команде они могли незаметно для «мишеней в тире» перебежать через дорогу в молодой лес, что вырос на поле уже после Войны, и, сделав по лесу крюк, зайти ры́скателям во фланг.

Велосипедисты показались минут через двадцать. Двое. Ехали со стороны Таурупа. Мыкола посмотрел на них через оптику. Оба в староармейском камуфляже, — один, светловолосый со светло-русой бородкой, в выгоревшей на солнце и застиранной «Берёзке», другой, чернявый, без бороды, в зелено-коричневом «дубке», — ехали рядом и о чем-то говорили.

— Батя… — начал было Петька, но Мыкола, не шевелясь, сквозь зубы процедил: